«Нет в России семьи такой, где не памятен был свой герой…». Из жизни эти слова, не из песни. Есть своя «военная история» и у тоболячки Галины Васильевны Майбороды. История, где намешано горя и радости, где замысловато пересекались события и судьбы, а главное — осталась память…

— Мама любила рассказывать про те годы — вроде и лихое время пережила, и слез немало пролила, а так, сквозь слезы, говорила и говорила, словно разбередить эту старую и, увы, незаживающую рану ей было крайне необходимо, может, для того, чтобы мы не предали забвению то, что случилось десятилетия назад,- рассуждает Галина Васильевна.

… Дом у Репиных был в Елани. Крепкое хозяйство. А как иначе — дети рождались, надо было их кормить и к крестьянскому труду приучать. В 1914 году ушел глава семьи на первую мировую — войну, только в 19-м вернулся из австрийского плена. Георгиевский кавалер, без одной руки… Поклонился жене, что верно ждала и не дала пропасть хозяйству, сохранила ребятишек, и без промедления включился в нелегкую жизнь. Конечно, главным помощником был старший сын — 15-летний Иван.

То ли кто пожалел да предупредил, то ли просто судьба решила уберечь, но за день до раскулачивания и ссылок разъехались из родительского дома почти все дети, осталась только младшая — Настя. Шел 1926 год. Чудом выжила Анастасия — помогли и старший брат, и сестры, и просто добрые люди. А родители так и сгинули на севере — в Шаркалах. Анастасия Дмитриевна — мама Галины Васильевны Майбороды, хранительница семейных преданий.

А Иван подался в город, строил дом отдыха, обзавелся семьей, слыл трудолюбивым человеком, а уж, говорят, гармонист был на славу. В 41-м ушел на фронт — было ему 37 лет. Служил на Прибалтийском флоте — по знаменитой ледовой дороге, которую ленинградцы прозвали дорогой жизни», доставлял грузы в блокадный город.

В 1942-м был призван в армию его сын Николай. Уже от двух бойцов пошли в Тобольск письма. Как-то заметила Анастасия Дмитриевна — вроде «треугольники идут из одних мест. Написала брату, тот — к командованию… И точно — рядом сын-то служит!

… Зашел Иван в землянку, а сын спит, укрывшись шинелью. Заплакал. О чем они говорили, что вспоминали, какие планы на будущее строили — кто сейчас узнает? Не любили они в мирное время вспоминать про войну… Но об этой встрече, как о великом счастье, говорили часто. Фронтовой фотограф их тогда запечатлел — до сих пор бережно хранится этот снимок. Отец и сын. Два солдата. А впереди еще многие дни и ночи военного лихолетья…

Иван Дмитриевич писал сестре: «…Научился храниться, маскироваться и бить немчуру… Кругом все трещит, свистит. Рвется… Но я научился спасать и себя, и людей… Надейтесь, скоро разломаем хребет проклятым фашистам….

В 44-м он вернулся домой, в Тобольск – с ранениями, контузиями. Дождался сына и через два года после победы умер.

Долго еще после войны участников ее называли Фронтовиками, ветеранами стали именовать гораздо позже. «Фронт — это тоже жизнь, только в ускоренном варианте. Много горя, крови… Но есть и светлые воспоминания»,- говорил Николай. А Анастасия Дмитриевна неизменно добавляла: «Расскажи, как с отцом-то встретился…». «Лучшего подарка на войне и не придумаешь, — вздыхал ветеран и открывал семейный фотоальбом. — Вот он, батька, когда ко мне приехал в 43-м…». Что и говорить, памятью жив человек.

Хроника военных действий

В начале июля части дивизии, обойдя город, Мценск с юго-востока, сосредоточились в районе Чулкова Новосильского района Орловской области. Утром 12 июля 1943 года после мощной артиллерийской и авиационной подготовки перешли в наступление. Прорвав передний край обороны гитлеровцев и форсировав реку Зуша в районе деревни Вяжи, преодолев ожесточенное сопротивление противника, части дивизии совместно с 229-й дивизией овладели Евтеховским узлом сопротивления, были освобождены деревни Евтехово, Ивань, Грачевка, 06-разцовка и Веселое.

14 июля части дивизии освободили села Бараново, Головане, Кочеты. Завязав бои за село Суворово, солдаты и офицеры дивизии наступали смело, дрались храбро и показали образцы массового героизма.

15 июля 351-й полк захватил село Суворово, а 339-й полк освободил село Триханетово. Дивизия вышла к реке Олешня и вела бои на её восточных берегах.

Ведя бой вдоль автомагистрали, бойцы дивизии уверенно продвигались к г. Орлу, выйдя 2 августа к реке Оке в районе Вязки.

3 августа части дивизии завязали ожесточенные бои на окраине города Орла за железнодорожную станцию и выселки Вязки, в этих боях в трех километрах западнее деревни Калиновка на своем наблюда-тельном пункте был убит командир дивизии генерал-майор Герой Советского Союза Л.Н. Гуртьев. Он умер на руках командующего армией генерала А.В. Горбатова, который в то время был на на-блюдательном пункте командира дивизии вместе с Л.Н. Гуртьевым.

4 августа к исходу дня части дивизии овладели железнодорожной станцией и выселками Вязки.

5 августа 339-й полк форсировал реку Оку в районе северо-западнее Щекотихино и, развив наступление в направлении Жилино, ворвался на северную окраину города Орла. Здесь завязались уличные бои.

Навсегда вошел в боевую летопись дивизии подвиг связиста комсомольца Матвея Путилова. Под ураганным огнем противника он несколько раз исправлял повреждения линии связи. Осколком вражеской мины ему перебило руку, но он продолжал выполнять боевую задачу. Обнаружив порыв линии, будучи вторично и уже смертельно раненым, он успел зажать концы проводов зубами, ток прошел по телу героя.

Матвей умер с зажатыми концами провода в зубах, обеспечив связь командования с наступающи-ми частями дивизии.

Первый, кто заслужил в дивизии высокое звание Героя Советского Союза, был её первый командир Л.Н. Гуртьев. Вот как оценил боевые действия командира дивизии Гуртьева и его подчиненных в своей книге «Начало пути» маршал Советского Союза В.И. Чуйков, командовавший 62-й армией Сталинградского фронта: «308 стрелковая дивизия по времени меньше всех сражалась в городе, но по действиям, количеству отраженных атак и по стойкости не уступала другим дивизиям 62-й армии. В са-мые жестокие бои в заводском районе дивизия сражалась на главном направлении удара фашистских войск, отбив более 100 атак озверелых захватчиков». Сибиряки хорошо поняли поставленную перед ними задачу: «Ни шагу назад» и самоотверженно ее выполняли. Массовый героизм воинов дивизии как бы увенчался несравненным мужеством самого командира дивизии Гуртьева, которого бойцы видели часто и в контратаках, и в окопах первой линии.

347-й полк форсировал реку Оку в районе деревни Костомарово, 3 августа ворвался на западную окраину города Орла. С юга в город ворвались части 269-й дивизии.

Танкисты 17-й танковой бригады к этому времени заняли восточную часть города, к 5 часам 40 ми-нутам город был полностью очищен от гитлеровцев.

Впервые столица нашей Родины Москва 5 августа 1943 года салютовала войскам Красной Армии, освободившим города Орел и Белгород.

7 августа 1943 года в городском саду города Орла солдаты и офицеры дивизии похоронили своего любимого командира, Героя Советского Союза, героя Сталинграда, испытанного и закаленного в боях ге-нерал-майора Л.Н. Гуртьева. Проводить в последний путь своего освободителя пришло все население города.

В боях при освобождении Орловской области и города Орла наши солдаты и офицеры проявили исключительный героизм.

В районе села Авакумовский, на переправе через реку Олешню, засевшие автоматчики противника своим огнем выводили из строя наших бойцов. Красноармеец Кузнецов добровольно вызвался уничтожить гитлеровцев. Под сильным минометным огнем противника Кузнецов с двумя бойцами по-пластунски подполз к фашистам, четверых уничтожил, а двоих взял в плен. Переправа через реку нашим подразделениям была обеспечена.

Зам. командира 339-го полка (омич) старший лейтенант М. Лисицкий с группой бойцов зашел во фланг противника, оборонявшегося в районе села Одинок, и атаковал его. Они выбили немцев с занимае-мых позиций, захватили при этом 40 пленных и освободили село Одинок.

Группа разведчиков под командованием старшего сержанта Юрченко, действуя в районе высоты 245,3, обнаружила в лесном овраге 9 бронетранспортеров противника. Разведчики Юрченко, Зошкин, Печенкин, Степанок и Осипов забросали бронетранспортеры ручными гранатами и открыли автоматный огонь.

Бронебойщики старшего лейтенанта Прокофьева, разведчики старшего лейтенанта Беева и подо-спевшие стрелки завершили разгром этого бронеотряда.

Сержант Ворышев, умевший водить машину, и красноармеец Чирков тут же вскочили в отбитую у гитлеровцев машину, и повели огонь по наступающим фашистам из трофейного бронетранспортера.

В боях отличились и другие офицеры, и солдаты дивизии.

Воспоминая фронтовика

Победа Советской Армии под Сталинградом положила начало коренному перелому в ходе Великой Отечественной войны. 60 лет назад, летом 1943 г., на советско-германском фронте произошла одна из крупнейших битв Великой Отечественной войны — Курская, которая длилась 50 дней, с 5 июля по 5 августа 1943 года.

Я в ту пору был командиром взвода разведки 8 батареи 837 артполка 307 стрелковой дивизии 13 армии Центрального фронта. До прибытия в этот полк я служил в кадровой армии с 19 сентября 1939 г.

В 1943 г. я очутился на Курской дуге, недалеко от ст. Поныри, в д. Александровке, как раз в том ме-сте, где из ручья Очка образовалась река Ока. Глубоко вклинившийся на запад выступ имел важное оперативное значение. Советские войска могли использовать его для ударов в тыл основным силам немцев. Гитлеровское командование удерживало в своих руках Орловский, Белгородско-Харьковский плацдармы и хотело здесь взять реванш за поражение под Сталинградом. Район действия на новом рубеже был в то время очень неблагоприятным. Выпало очень много снега, местами заметало все огороды и хаты до самых крыш. Войска двигались только по дорогам отступления немцев, которые расчищало мирное население. Почти на каждом столбе висел труп, нагоняя страх на жителей, чтобы бы-стрее убирали и чистили от снега дороги. Авиация противника безнаказанно бомбила и расстреливала с воздуха колонны наших войск.

7-8 февраля 1943 г. я получил задачу выйти со взводом разведки в район д. Александровки — Архан-гельское (западнее ст. Поныри). Разобравшись в обстановке, уточнив расположение противника, я выбрал на высоте место и оборудовал свои наблюдательный пункт (НП) прямо в толще снега. Стенки этого «снежного дома» обставили коноплей и соломой. Это было 23 февраля! Копать котлован в земле было нечем, да и опасно. Поэтому сидели в таком «домике» до конца марта. К концу февраля подошла наша пехота, а еще через неделю и наш 837 артполк.

Немцы, похоже, повыдохлись. За все это время сюда подошла всего лишь одна 4-орудийная бата-рея 105 мм орудий и заняла огневые позиции напротив моей высоты, на южном берегу ручья Веселый бережок. Немцы окопались и к нам не подходили. Батарея заняла рубеж от большой деревни Верхнее Тагино до Архангельского. На южной стороне Архангельского находилась приходская школа, восточнее ее, тоже на южных склонах ручья, в большом яблоневом и вишневом саду — церковь.

К концу марта фронт полностью стабилизировался, и начала свою работу разведка с обеих сторон, начались работы по рытью окопов и оборудованию блиндажей. Невдалеке, 50-70 метров от моего НП, выкопал блиндаж командир стрелкового полка нашей дивизии майор И.Ф. Мельников.

Сильную разведку вела немецкая авиация, особенно беспокоили нас «рамы» и «костыли». Большие неудобства причиняла нам минометная батарея немцев, стрелявшая из оврага за садом в Архангельском. Эта батарея вела огонь круглосуточно по повозке старшины, подвозившего продукты, до тех пор, пока лошадь не упадет или колесо не отвалится. Мы же ничего не могли сделать. У нас не было снарядов. Всего в моей батарее имелось 87 снарядов — это боекомплект одного орудия, а нужно было 320. Поэтому стрелять нашей батарее было категорически запрещено.

Предстояло сделать еще многое, чтобы подготовить позиции пехоты, артиллерии и систему наблюдательных пунктов. Разведка с обеих сторон велась всеми видами и средствами круглосуточно, особенно со второй половины мая. Противник большими партиями по воздуху забрасывал по 10-15 парашютистов, которые готовились далеко, в других странах.

В конце июня я стал свидетелем разоблачения одного немецкого шпиона, засланного по воздуху. Этот шпион выполнил свое задание и должен был перейти линию фронта, где его уже ждал мотоциклист, чтобы доставить в Орел. Этот тип пришел в расположение полка, представился, кто он и с какого якобы батальона, сказал, куда командирован. И вот, ища пути перехода через линию фронта, он попадает в «ус», откуда рукой подать до противника Он стал спрашивать сидевшего в охранении солдата, где что находится: где мины, а где проволока. Солдат заподозрил что-то неладное и задержал его прямо в своем небольшом окопчике. Затем привел к своему командиру роты, доложил и ушел отдыхать. Начальству легенда задержанного показалась достоверной, и его отпустили. У шпиона истекал срок перехода линии фронта. И вечером он вновь идет в тот самый «ус», чтобы из него «перемахнуть» через линию фронта, а там (по иронии судьбы) сидит в охранении тот самый солдат. Бежать было некуда. Он садит в окоп шпиона и, наведя на него винтовку, держит до рассвета. На рассвете солдат ведет задержанного к командиру. Так благодаря упорству солдата шпион был рассекречен.

Перед самой битвой наша307 стрелковая была сменена 81 СД и выведена во второй эшелон.

Снова начали наводить все линии связи. Обстановка накалялась все больше и больше, тем более что предупредили из штаба — наступление немцев назначено на 5 июля, на 3 часа утра. Нам было разрешено стрелять только по танкам во время их атаки. Вынуждены были обращаться к Рокоссовскому, который, отобрав добровольцев-штрафников, уничтожил эту батарею, чему мы были очень рады.

В начале апреля командир Мельников перенес свой КП восточнее 2 км, в д. Очкино, и блиндаж его занял я. Но что это был за блиндаж? Перекрытие — верхний настил из палок 10-12 см, и то в один ряд, сверху солома, в ладонь толщины глина. Я начал просить командира своей батареи заготовить бревна в лесу, выкопать хороший котлован и согласно существующим инструкциям сделать настоящий, крепкий блиндаж, удовлетворяющий нас, артиллеристов и служащий нам хорошим укреплением при артобстрелах и бомбежках. Немцы, приняв старый блиндаж (Мельникова) за командный пункт, решили уничтожить его артиллерийским огнем.

В один прекрасный день через наш НП пролетела «рама». Я сразу понял, что она прилетела, чтобы корректировать огонь. Доложил комбату и просил его: «Давай уйдем из блиндажа по ходу сообщения метров на 100 и там пересидим». Комбат не согласился и сказал, что «мы с тобой ничего не представляем для немцев». Я возразил и получил нагоняй.

Прошло минуты три — «рама» летит повторно и прямо через нас, а через полминуты прилетел и первый снаряд. Я дал команду: «Все приборы снять и приготовиться к перебежке по траншее», Прошло еще минут 5, вновь летит «рама». За ней опять снаряд, но уже с перелетом метров в 150-200. Я дал команду: «Всем бежать по траншее метров на 150-200». Комбат тоже побежал с нами. Не успели мы отдышаться, как артиллерия перешла на поражёние. Стреляло два орудия сосредоточенным огнем, Всего было выпущено 68 снарядов. Переждав стрельбу, часа через два подошли мы к блиндажу. Надо сказать, хорошо поработали фрицы, точно стреляли, но ни один снаряд не попал в блиндаж, Снаряды вырыли в земле большую воронку, в которую потом ставили лошадь, и ее не было видно. Я сказал комбату: «Теперь давай мне лесу и подвези его прямо на НП, а котлован я обработаю ночью своими силами». Что и было сделано в ту же ночь. Навели настоящий порядок вокруг, и внутри блиндажа, и на смотровой площадке. Глубина покрытия составляла семь накатов дуба диаметром 250- 300 метров. Потом сами любовались, и другие учились у нас, как нужно строить НП для артиллеристов.

А время все шло. Наступило лето. Пошла зеленая трава, зацвели садовые деревья, запели жаворонки, Сколько их там было!

Вскоре отмечали какой-то престольный праздник. В церкви зазвонил колокол. Из Верхнего Тагино пришли до 150-200 немецких офицеров с дамами под ручку и собачками. Смотрю на это сборище — отличная цель. Уничтожить такое количество немецких офицеров — это просто фантастика. Но как?

Стрелять мне запрещено, Знаю, что на батарее всего Лишь 87 снарядов. Оставив за себя командира отделения, пошел к соседям — артиллеристам из 5 артдивизии. Убедил одного подполковника пойти на мой НП, так как с его цель не просматривалась. К этому времени сад весь, от школы и церкви, был заполнен «немчурой». Подготовили исходные данные и решили огнем четырех дивизионов (по 10 снарядов на орудие) уничтожить цель. Я попросил дать первый залп моей батареи. Не спрашивая разрешения у своего начальства (зная наперед, что не разрешат стрелять), даю команду: «Верба», к бою!.. Огонь!». И снаряды полетели. Что творилось в саду! Ужас! Бежать некуда! Через 10-20 секунд открыл огонь и дивизион гаубиц — 48 орудий. Пока в моем полку и дивизии разобрались, все стихло. Немцы потом двое суток наводили порядок. А мне объявили выговор.

А служба шла своим чередом, даже не чувствовалось, что война идет. Пехота портянки сушит, ар-тиллеристы ведут разведку. Кругом тишина, даже и минометы перестали нас беспокоить.

В мае 1943 обстановка под Курском была относительно спокойная. Обе стороны вели усиленную разведку. Над позициями наших войск ежедневно висели «рамы», «костыли» (так называли раз-ведывательные самолеты). Но стоило немцам выпустить один снаряд, как им отвечала наша батарея. А они в ответ — дивизионом. И пошло-поехало. Даже в сводках информбюро отмечалось, что на Центральном фронте происходила артиллерийская дуэль.

В первых числах июня враг начал бомбить Курск и прилегающие к нему ж/д станции большими группами самолетов (до 500 самолетов).

Тучи сгущались. В июне стали поступать данные о крупных передвижениях немецких войск.

2 июля Ставка предупредила всех нас, что противник вот-вот перейдет в наступление.

Верховный Главнокомандующий потребовал предупредить Центральный, Брянский, Воронежский и Юго-Западный фронты о том, чтобы войска фронтов были в полной готовности встретить наступление. В частях были приняты дополнительные меры по усилению огня в обороне, противотанковой обороны и инженерных сооружений.

Представители Ставки Верховного командования и командующие фронтами и армиями, не говоря уже о командирах дивизий и полков, проводили ежедневно проверку подготовки к отражению нападения немцев.

С целью изучения обстановки и хода подготовки войск нашей 13 армии приехал на передний край 307 стрелковой дивизии — на НП командира 8 батареи 837 артполка — представитель Ставки Верховного Главнокомандования маршал Жуков. Никогда не думал встретить маршала Жукова, и где — на НП командира батареи, на самой передовой, в 300-350 метрах от немцев! Если бы немцы знали, что на моем НП находится маршал Жуков, они бросили бы туда все: и артиллерию, и авиацию и стерли бы нас с лица земли.

Я стоял на смотровой площадке у стереотрубы. Обернулся назад — смотрю, в мою сторону движется колонна легковых машин. Думаю, куда они едут, ведь тут же немцы. Колонна остановилась. Выходят люди, все в накидках, направляются в мой ход сообщения. Привожу себя в порядок и сбегаю со смотровой площадки вниз. Навстречу мне идет маршал Жуков. Узнал я его по фотографиям из газет. Докладываю: «Товарищ маршал Советского Союза! Вы находитесь на НП командира 8 батареи 837 артполка 307 стрелковой дивизии. Командир взвода управления лейтенант Созонов».

Маршал подходит ко мне, улыбаясь, протягивает руку и говорит: «Здравствуй, лейтенант! Ну, давай ориентируй и рассказывай все, что разведал, и покажи на карте и на местности». Развернул он свою карту, метра два длиной, и говорит: «Сначала нанеси свой НП и распишись. Теперь давай сориентируемся». Я, повернув стереотрубу на церковь в Архангельском, начал свои доклад. Просмотрев весь передний край по склону ручья от школы и до Верхнего Тагино, доложил о районах огневых позиций противника, из которых часто велся огонь. Эти позиции противника я сумел хорошо засечь со своих пунктов СНД (сопряженного наблюдения). Я сказал маршалу, что координаты батарей определены точно. В моем взводе имелось две стереотрубы.

Маршал похвалил меня и перевел разговор на главную тему, ради чего он и приехал.

— Расскажи-ка, лейтенант, где ты предполагаешь встретить танки противника в предстоящем наступлении? Знаешь, что скоро здесь будут большие бои?

— Знаю, товарищ маршал, и хорошо знаю! Самые вероятные направления будут здесь: от Верхнего Тагино — Архангельского в направлении Подолянь — Самодуровка; второе — тоже с этого же рубежа, но в направлении Ольховатки; третье — от Архангельского на Поныри; четвертое направление — от Архан-гельского на Прилепы.

— Ну, хорошо. Теперь я приглашу генералов, чтобы они могли лично увидеть предстоящее поле битвы.

Весь блиндаж был заполнен, и каждому хотелось посмотреть. Некоторым я рисовал на их картах этот НП и предстоящие направления танковых атак немцев. После ознакомления с полем боя маршал дал соответствующие указания на подготовку к предстоящей битве. Жуков сделал вывод, что наиболее опасным участком Центрального фронта был район Понырей, где в обороне стояла 13-я армия. Напоследок маршал спросил меня:

— Вопросы есть? Я не растерялся:

— Как я могу вести борьбу с танками противника, если в моей батарее на вооружении состоят гаубицы образца 1909-1930 годов с дальностью стрельбы до шести километров и с одной станиной и деревянными колесами? Опять придется подавать на огневую позицию команду: «Лапоть вправо или два лаптя влево». Вместо «правее 20 или левее 15». И еще: почему нам не дают снарядов? Батарея пришла на эту позицию в марте, имея всего 87 снарядов, то есть боекомплект одного орудия. Кроме того, нужно заменить механическую тягу (у нас на вооружении трактора, подобранные на колхозных полях) или перевести нас на конную тягу. Больше вопросов нет. Задачу свою мы знаем, и долг перед Родиной выполним с честью!

Маршал, улыбнувшись, пожал мне руку и сказал: «Молодцы! Желаю удачи»,- и уехал. А через пару недель с таким же визитом приехал командующий Центральным фронтом генерал армии К.К. Рокоссовский. Причем приехал так же внезапно, как и маршал Жуков, без всякого предупреждения. Советское командование, зная о сроках перехода, гитлеровских войск в наступление, провело мощную артиллерийскую контрподготовку. Расположение врага, изготовившегося к броску, покрылось сплошными разрывами, снарядов и мин. Можно себе представить, что творилось в немецких войсках. Я, старый солдат, бывавший в разных переделках, такой «запарки» не видел! Вот это была «баня»! И вот — наступление. Мы уже ждали их появления каждый у своего пулемета, орудия, танка. С тех пор прошло шестьдесят лет. А я и сейчас вспоминаю о тех боях с гордостью. Подтянув свежие силы, фашисты 6 июля предприняли атаку, нанося основной удар вдоль железной дороги Орел — Курск в направлении Понырей. Курск — цель, которую поставил Гитлер перед войсками, нужно было взять к исходу 5 июля. Противник бросил в атаку две пехотные дивизии и до полутораста танков. Все дрожало от грохота танков и орудий. Густая пелена пыли и дыма затянула поле боя. Танки, не останавливаясь, били по нашим позициям. Автоматчики поливали наши окопы непрерывным свинцовым огнем. Вести прицельный огонь по про-тивнику было очень трудно: почти нельзя было поднять головы.

Уже вечером 40 танкам противника с пехотой удалось все же прорваться на правом фланге на вы-соту 257,1.

Огнем артиллерии и стремительной контратакой батальона 1021 СП противник был отброшен на передний край. Сам командир батальона совершил подвиг, вызвав огонь на себя. Его вынесли с поля боя без сознания. Самоотверженность солдат и офицеров, их упорство и стойкость в бою, отличный ар-тиллерийский огонь, смелые действия бронебойщиков обеспечили успех второго и третьего дней сраже-ний (6, 7 июля). Впереди железнодорожной станции все было черным-черно. Горела готовая к жатве высокая: рожь. Черный дым от подожженных «тигров», «фердинандов» и «пантер» полз через высотки и застилал овраги и лощинки.

7 июля противник, произведя перегруппировку, снова перешел в атаку по всему фронту нашей дивизии. Шел ожесточенный бой на земле и в воздухе. Авиация фашистов i группами 60-70 самолетов ежечасно, а то и больше бомбила наши боевые порядки вперемешку с нашей авиацией. Происходили: непрерывные воздушные схватки между нашими и вражескими истребителями. Стоял: знойный день, но солнце то и дело скрывалось в облаках пыли и дыма пожарищ.

К 11 часам двум вражеским батальонам с 50 танками удалось ворваться на окраину Понырей. От-дельные группы врага оказались в центральной части Понырей. Здесь стояли на смерть 1019 и 1023 полки. Шел ожесточенный бой артиллеристов.

8 июля с рассвета противник снова перешел в наступление по всему фронту дивизии и частью своих сил с танками вклинился в наши боевые порядки. 1019 и 1023 полки во взаимодействии с танками после артподготовки двинулись в контратаку и восстановили положение в северной части Понырей. В этот день части дивизий выдержали тринадцать атак. В один миг мне представилась возможность посчитать, сколько танков наступает на 1 км фронта. И посчитал. Их было 300 штук!

Группа артиллеристов 837 артполка во главе с начальником разведки первого дивизиона ст. лейтенантом Куликовым и командиром взвода управления 1 батареи лейтенантом Лобаревым несколько дней находилась впереди нашей пехоты и корректировала огонь батарей. Будучи окруженными, они вызвали «огонь на себя» всего дивизиона. Куликов был контужен, Лобарев ранен, но вражеские танки и автоматчики были рассеяны. Таких фактов героизма за время боев было много.

9 июля вся дивизия вместе с частями усиления перешла в решительную контратаку. Кровопролит-ный бой продолжался ночью и еще жарче разгорелся с рассветом. Весь день не стихал гул артиллерии. Земля стонала под гусеницами танков, в воздухе шли ожесточенные схватки авиации. Приказ командую-щего армии «Удержать свои позиции и остановить продвижение противника» личный состав дивизии вы-полнил полностью, не отдав немцам ни метра. В ночь на 11 июля дивизия сменилась частями 18 гвар-дейского стрелкового корпуса. Утром 12 июля части и соединения (специальный резерв) Центрального и Брянского фронтов перешли в контрнаступление. 13 июля, когда мы находились уже на отдыхе, в дивизию пришел номер фронтовой газеты «Красная армия». Он был посвящен нашему соединению. Военный Совет Центрального фронта в приветствии бойцам и командирам 307 стрелковой дивизии писал: «Спасибо вам, боевые товарищи, за мужество, железную стойкость и честное выполнение своего воинского долга перед Родиной!»

За подвиги во время Курской битвы были награждены тысячи бойцов и командиров.

Мне было присвоено звание «старший лейтенант», я был повышен в должности — назначен заместителем командира штабной батареи артполка и награжден орденом Красной Звезды.

Давно отгремели бои, умолк грохот орудий. Великая Отечественная война ушла в область истории. Но в сердцах людей, в памяти народной она навсегда остается самой страшной и опустошительной из всех войн, какие только знало человечество. Наша 308/120 гвардейская Краснознаменная дивизия в сентябре 1943 года освободила последние населенные пункты, входящие в состав Союза. Наши разведчики, солдаты из далекой Сибири, случайно подошли к пограничному столбу, на котором значилась полустертая надпись: «РСФСР-БССР», к границе белорусской земли, чтобы освободить ее от фашистской неволи. Сквозь грохот, дым и пламя войны, через Сталинградское побоище и битву за Орел. Перед нами Белая Русь!

В ЛЕСАХ БЕЛОРУССИИ

Наша дивизия одной из первых начала освобождение Белоруссии. Жители сел и деревень горячо приветствовали своих освободителей. Военный совет третьей армии обратился к бойцам: «Ни днем, ни ночью не давать врагу передышки. Помните: нас ждет исстрадавшийся белорусский народ. Очистим советскую Беларусь от немецко-фашистских захватчиков!». Гвардейцы дивизии клялись с честью выполнить свой долг перед Родиной. А слово гвардейца — твердое слово. В первые дни боев на бело-русской земле дивизия освободила свыше 20 селений и город Костюковичи.

Тепло и радушно встречали жители своих освободителей. Они рассказывали о чудовищных злодеяниях оккупантов. В период своего хозяйничанья эти двуногие изверги заживо погребали стариков, женщин и детей. Многим из них перебивали позвоночники и полуживыми швыряли в ямы, а потом по «живым могилам» пускали машины. Ради забавы гитлеровские палачи на глазах матерей подбрасывали вверх грудных младенцев и расстреливали их на лету. Страшные преступления фашистских извергов вызывали в сердцах воинов новую волну гнева и ненависти. Гвардейцы клялись жестоко карать гитлеровских палачей.

В конце сентября нас вывели в резерв армии, на пополнение молодыми бойцами. Большую помощь оказывали ветераны, передавая свой богатый опыт, приобретенный в сражениях за Сталинград, Орел, практику уличных боев в крупных населенных пунктах. Готовили к преодолению крупных водных преград — Сожи и Днепра, непроходимых белорусских лесов, болот и озер.

Со 2 октября 1943 г. нашу дивизию перевели в Белорусский фронт. Жестокие бои шли день за днем. Контратаки следовали одна за другой. Девять отчаянных контратак за день. Вражеские самолеты с утра до поздней ночи непрерывно штурмовали боевые порядки полков. Но, несмотря на это бойцы не только не утратили своих позиций, но и причинили врагу немалый урон. В жестоких боях, в создании неприступной обороны авангардом и надежной опорой командиров были коммунисты и комсомольцы. Являя личный пример трудолюбия и дисциплины, они вели за собой бойцов. Вместе с солдатами по ночам они производили земляные работы, а днем, после короткого отдыха, беседовали с личным составом, обобщали и распространяли передовой опыт, пропагандировали героику боев, формируя у воинов высокую нравственность и патриотизм. Командиры, политработники писали письма на родину героев. В одном из последних боев в 334-м полку отличился сержант Ф.Н. Устинов. Замполит майор B.C. Савчинский написал его матери Марфе Варфоломеевне: «В боях за Родину ваш сын Федор проявил храбрость и мужество. Из пулемета он уничтожил взвод фашистов. А когда наша рота освободила дерев-ню, он под огнем врага водрузил на школе советский флаг. За героизм и отвагу ваш сын награжден орденом Отечественной войны II степени и Почетной грамотой ЦК ВЛКСМ».

Перед отправкой на родину письмо прочитали во всем полку. Такие письма поднимали у бойцов моральный дух, воодушевляли их на новые подвиги. В подразделениях лучшим бойцам в торжественной обстановке вручалось оружие павших героев. Принимая оружие сложивших голову за Родину, они клялись быть достойными воинами. Отличившиеся в боях получали подарки с дарственными надписями: «Отважному связисту», книгу А.В. Суворова «Действуйте по-суворовски, и вы всегда будете побеждать». По инициативе политработников на передовой оборудовали землянки для комнат отдыха. В них было тепло и уютно. В короткие минуты передышки между боями воины приходили туда, чтобы почитать газе-ту, журнал, написать письмо, послушать интересную беседу. На отеческую заботу и внимание командиров бойцы отвечали самоотверженным служением Родине.

В ноябре 1943 г. у нас появился новый командир дивизии Ян Янович Фогель — незаурядный человек, бесстрашный воин, отдавший жизнь беззаветному служению Родине. Требовательный к себе и подчиненным, справедливый и заботливый командир быстро снискал всеобщую любовь и уважение.

В конце ноября войска 3 армии заняли плацдарм на правом берегу р. Сож у г. Славгорода, затем разгромили группировку войск в районе Рогачева, в междуречье Сожи и Днепра.

«Чуден Днепр при тихой погоде!..». Так поэтически воспел красавицу реку великий русский писа-тель Н.В. Гоголь. Это был неприступный вал. Главным мотивом был лозунг: «Гвардеец, впереди — Днепр. Потопим фашистов в его водах!». Проводилась большая политико-воспитательная работа. Старшие това-рищи по оружию рассказывали новому пополнению о героических делах дивизии у стен Сталинграда, под Орлом, на подступах к Днепру, вызывали в сердцах новобранцев стремление бить врага по-гвардейски. В торжественной обстановке, при развернутом гвардейском Знамени молодые бойцы принимали военную присягу. По гвардейской традиции отличившимся передавалось оружие павших героев.

Газета «Патриот Родины» широко и постоянно освещала героику бойцов дивизии, их ратный труд и опыт. 28 января 1944 г. в дивизию пришла радостная весть — ей вручались сразу две правительственные награды: гвардейское Знамя и орден Красного Знамени. На широкой поляне среди кудрявых сосен и ост-роконечных елей в морозной дымке выстроились гвардейцы — представители частей и родов войск диви-зии. Вручая знамя, генерал-лейтенант А.В. Горбатов произнес волнующую речь. Он говорил о дивизии, о ее людях, прославивших свое знамя в боях за Сталинград, Орел, Беларусь, за нашу Родину. Трогательны были его слова о генерале H. Гуртьеве. «Вручая гвардейское Знамя, — с волнением говорил он, — я хочу сказать о первом командире, под руководством которого вы завоевали эту высокую награду. На боевом посту, на моих руках геройски погиб Леонтий Николаевич. Так пусть же славная жизнь этого отважного коммуниста и воина будет нам примером в борьбе против немецко-фашистских захватчиков!». Генерал прикрепил боевой орден к гвардейскому Знамени, которым дивизия была награждена за героизм и мужество ее воинов в боях за Сталинград.

Принимая почетную реликвию и высокую награду Отечества, полковник Я.Я. Фогель опустился на колено и, держа развернутое знамя советской гвардии, произнес клятву воина-гвардейца. Вслед за ним ее священные слова прозвучали в устах солдат, сержантов и офицеров: «Клянемся Родине и своему народу оправдать почетное имя гвардейца, в боях с врагом умножить боевую славу советской гвардии». Командир дивизии трижды поцеловал знамя, как самую дорогую святыню, передал его знаменосцу-вете-рану, герою многих сражений, старшему сержанту Е.Е. Дудникову. Торжественным маршем закончился церемониал. Впереди стройных рядов гвардейцев гордо веяло боевое Красное знамя.

Заботливые хозяйственники тут же организовали праздничный обед. А вечером состоялся концерт солдатской художественной самодеятельности. Радостными и взволнованными возвращались воины в свои подразделения. До поздней ночи в окопах, блиндажах и землянках не умолкали рассказы участников торжества о незабываемых минутах, пережитых при вручении гвардейского Знамени я бое-вого ордена. Высокое звание советской гвардии звало их на новые ратные подвиги.

В последние три месяца в полосе предстоящих боевых действий немцы особенно усиленно укрепляли свою оборону на Днепре. По всему правому берегу было несколько линий траншей. Трудным препятствием являлся и сам Днепр. Берег напоминал крепостную стену. Левый берег был заболочен. Ширина реки доходила до 300, а глубина — до 8 метров, толщина льда — не менее 10 сантиметров, не-которые участки вообще не имели льда. Особенно много забот было у саперов.

Было той линии укреплений. Как только начало светать, на укрепления врага внезапно обрушился мощный удар нашей артиллерии, и залпы сотен орудий рано на рассвете слились в сплошной грохот на всем участке прорыва. После 15 минут обработки переднего края артиллерия перенесла свой огонь в глубину вражеской обороны. Немцы понесли большие потери. Наши солдаты пошли в атаку с криками «ура», врывались в окопы и траншеи неприятеля. Смертельное единоборство. Гвардейцы дрались зло, отчаянно. В ход пошло все: автомат, гранаты, нож, приклад, лопата. И враг не выдержал гвардейского натиска, дрогнул и побежал, бросая убитых, раненых, оружие.

Особенно жаркие бои развернулись в районе деревни Мадоры. Наступление на Рогачев продолжалось. Гитлеровцы вели яростное сопротивление за Рогачев. Город стоял на возвышенности, с трех сторон прикрыт водной преградой. Был получен приказ о начале штурма Рогачева. В городе не умолкали раскаты мощных взрывов, сотрясающих землю и воздух. Над его руинами, поднимаясь высоко в небо, бушевало огромное пламя пожаров. Густой черный дым стелился по улицам, окутывая дома и берег Днепра: гитлеровские вандалы уничтожали город.

Используя ночную темноту, дымовую завесу от пожаров, бойцы дивизии атаковали врага и, сломив его сопротивление, ворвались в город. Всю ночь продолжался непрерывный бой. Особенно противник держался за железнодорожный вокзал. Наконец 24 февраля столица нашей Родины Москва салютовала 12 артиллерийскими залпами из 124 орудий. За освобождение г. Рогачева нашей дивизии было присвоено звание — Рогачевской. Жители города со слезами радости встречали своих освободителей. Исстрадавшиеся, измученные фашистской неволей люди спешили на улицы и площади, чтобы поделиться своим горем, принесенным гитлеровской оккупацией, и радостью освобождения.

Освободив Рогачев, дивизия с ходу форсировала реку Друть. Бои немного поутихли.

НА БЕЛОСТОКСКОМ НАПРАВЛЕНИИ

Дивизия шла на запад. Короткими были дневки и ночевки. Победный путь продолжался. Промелькнули города Дзержинск, Столбцы. После лесных, болотистых, размытых и разбитых войной дорог мы, наконец, вышли на прекрасное шоссе, связывающее населенные пункты Мир, Новогрудок с Волковыском. В этом месте немцы откатывались с наибольшей быстротой. Все их попытки замедлить наше преследование сводились к скоротечным стычкам на промежуточных рубежах, подрыву мостов, минированию дорог и переправ и устройству завалов.

Но саперы быстро расчищали пути, и дивизия, не снижая темпа, продолжала наступать. Подразде-ление вышло на реку Сервеч (левый приток Немана). Используя выгодный рубеж, противник оказал жесткое сопротивление. Целый день шел бой. Не выдержав удара, гитлеровцы оставили свои позиции. Гвардейцы дивизии вместе с другими частями корпуса продолжали преследовать врага.

Однако радость успеха была омрачена печальным известием о смертельном ранении генерала Фогеля. Находясь в боевых порядках 339 полка, комдив лично руководил действиями передовых подразделений. Вражеская пуля оборвала жизнь талантливого военачальника. Под командованием Я.Я. Фогеля дивизия прошла славный боевой путь от реки Проня, форсировала Днепр, освободила Рогачев, прорвала сильно укрепленную оборону немцев на реке Друть, освободила многие районы Белоруссии и дошла до западных границ нашей Родины. В сражениях за ее свободу и независимость бесстрашный воин личным примером мужества и храбрости воодушевлял бойцов дивизии на ратные подвиги.

11 июня 1944 года в местечке Дятлово состоялись похороны Я.Я. Фогеля. За проявленное воинское искусство, личную храбрость и героизм в борьбе с фашизмом генерал-майору Я.Я. Фогелю посмертно присвоено звание Героя Советского Союза. За внешним спокойствием даже ближайшие помощники не замечали его тяжелых переживаний: за несколько дней до прибытия в дивизию Яна Яновича известили о гибели его сына. Двадцатилетний командир батареи лейтенант Фогель пал смертью храбрых на Курской дуге.

10 июля 1944 г. в командование дивизией вступил полковник Петр Сергеевич Телков. Сын потомственного рабочего, Петр Телков семнадцати лет стал бойцом Красной Армии, участвовал в гражданской войне. В 30-х годах окончил военную школу, вступил в ВКП (б). В мирные годы П.С. Телков*»отдавал все свои силы обучению и воспитанию воинов, пройдя все командные должности — от взводного до ко-мандира полка. Война застала его в Вильнюсе, и в первые же ее часы ему пришлось испытать всю тяжесть и горечь отступления от Государственной границы до города Калинина (ныне Тверь). Уже в то время подполковнику Телкову поручают командовать дивизией. За умелое руководство войсками он в числе первых в Великую Отечественную войну был награжден орденом Красного Знамени. После окончания академии им. М.В. Фрунзе стал заместителем командира 41-го стрелкового корпуса, в составе которого дивизия участвовала в Орловской операции и дошла до победного конца.

Бесстрашный солдат, грамотный командир и душевный человек, он с первых же дней командования дивизией снискал себе высокий авторитет и всеобщую любовь подчиненных.

«ЗАКРУЖИЛА ВЬЮГА ФРОНТОВАЯ»

Нам не удалось оттанцевать «легкий школьный вальс», потому что «наш десятый класс закружила вьюга фронтовая». В суровом 1942 году мы учились в школе № 13, в 10 классе. Все наши мальчики были призваны в военные училища, и нас в 10 классе осталось 14 человек. Классным руководителем была Ели-завета Григорьевна Чекмезова, умная, образованная, культурная женщина.

На классных часах читали письма от наших ребят. Прочитав статью в газете «Правда» о Зое Космодемьянской, восхищались ее мужеством, подвигом бесстрашия. Закончив курсы медсестер, мы, тобольские комсомолки, пошли в военкомат с просьбой направить нас на фронт.

В это время, в марте 1942 года, в Омске, на берегах седого Иртыша, формировалась 308-я стрелковая сибирская дивизия. Командиром был полковник Гуртьев, комиссаром — полковник A.M. Свирин. То-больский военкомат направил нас в эту дивизию: Зою Колганову, Тоню Егорову, Катю Бородину, Нину Лысачук, Надю Костерину, Валю Важенину, Тоню Арканову, Веру Коляда, Соню Фатееву, Галю Канышеву.На пароходе мы приехали в Омск. Нас всех направили в 339-й стрелковый полк, в роты — сандру-жинницами. Прощаясь с родными, городом, мы пели песни: «Любимый город», «Я на подвиг тебя провожала», «Если ранили друга, перевяжи подруга горячие раны его…». Запевалой у нас была Нина Лысачук.

308-я дивизия направлялась на запад. На ходу поезда, в вагоне, мы приняли военную присягу. Под красным знаменем дали клятву, верно, служить Родине. И вот выгрузились в Саратовской области, в районе села Карамышки. Здесь, в военном лагере, мы прошли настоящую школу воинского мастерства.

Нас обмундировали. Мы быстро освоились с полевой обстановкой, строго выполняя все, что полагалось бойцам. Облачившись в солдатские гимнастерки, в ботинки нередко размером на два-три номера больше, мы стойко, мужественно переносили все тяготы и лишения армейской службы, совершали дли-тельные марши и переходы.

ДАЛЬНЯЯ ДОРОГА

В августе 1942 года дивизия погрузилась в эшелоны, отправилась в сторону Сталинграда. Дальше шли пешком, потому что железные дороги были разбиты. Шли только ночью. Голая степь, жара, нет воды, во рту сухость, на зубах — песок, горечь сухой полыни, фляги пусты. И самым долгожданным было слово «привал».

Люди, свернув с Дороги, сбрасывали свои вещевые мешки, санитарные сумки, шинели, противогазы. Тут же замертво валились на обочину. Солдаты лежали вповалку. Страшно было услышать команду: «Подъем! Строиться! Шагом марш!».

Дальняя дорога: пешим шагом в 300 километров привела нас от берегов седого Иртыша в донскую степь.

«В тяжелое время, в годину лихую, С оружием встали мы в строй. Товарищ, Отчизну свою дорогую В боях отстоим мы с тобой, Завтра первый бой!».

«КАК ЗАКОПАЕШЬСЯ, СТОЛЬКО И ПРОЖИВЕШЬ!»

Вечером мы все, 10 девчонок-тоболячек, собрались вместе. Вспомнили Тобольск, нашу школу. Нина Лысачук запела любимую «Землянку». Распрощались и разошлись по своим стрелковым ротам. Всю ночь мы рыли окопы. Почва суглинистая, трудно копать, руки в кровяных мозолях. Но копать надо. При-каз командира суров: «Копать глубже: как закопаешься, столько и проживешь».

Наступило ранее утро. Летит самолет-разведчик. Он летит так низко, что видны линзы защитных очков пилота. Вжимаюсь в землю. Сейчас я хотела бы быть невидимой. Фашист бьет из крупно-калиберного пулемета. Заходит со стороны солнца, накатывается грохот взрыва. Я обдираю себе щеки о землю — хочется плотней, глубже втиснуть голову в окоп. Потом он бьет бомбами…

В воздухе рвется шрапнель, бросая свои смертоносные осколки. Какая-то свирепая сила подбрасывает меня над землёй. Ударившись грудью, я словно проваливаюсь в глубокую черную яму. Кругом крики, стоны раненых: «Сес-т-ра, сес-т-ра…».

Погибла Тоня, ранило Валю, Соню, Катю…

В этом первом бою погибла Тоня Егорова. Она подползла к раненому бойцу, начала перевязывать, а в подбитом танке сидел немец, который выстрелил ей в ноги. Рядом разорвался снаряд, загорелась сухая полынь, и Тоня погибла, заживо сгорела. Круглыми сутками шли бои. Ранило в голову Валю Важенину.

Мы не успевали перевязывать и уносить с поля боя в укрытия раненых. Случайно повстречались с Зоей Колгановой и видим, что кто-то ползет: это Соня Фатеева, подружка Нины Лысачук, лучшая лыжница Тобольска. В разорванной шинели, с окровавленной повязкой на голове. На бледном лице запеклась кровь. Успела только сказать: «Нас слишком мало, а раненых очень много» и потеряла сознание. В тяжелом состоянии вынесли ее с поля боя.

Вдруг раздался лязг гусениц танков, шедших в атаку. Тоня Арканова была ранена, отправлена в медсанбат. Враг наступает. Вижу: ползут два солдата, с обеих сторон поддерживают Катю Бородину, нашу Катюшку… У нее была перебита осколком снаряда плечевая кость. Я остолбенела, спросила: «Катюша, что с тобой?». Она ответила: «Прощай!». И заплакала… А кругом крики о помощи, стоны раненых.

Сибиряки-гуртьевцы дрались ожесточенно и лихо. Враг не выдержал, откатился назад. В годину смертельной опасности Отечества мы, сибирские тобольские комсомолки, по зову сердца и велению совести наравне с мужчинами возложили на свои девичьи плечи всю тяжесть войны.

«И ВСТАЛА КРЕПОСТЬЮ 308-Я…»

В конце сентября 1942 года враг рвался к Волге. И нашу дивизию, получившую «боевое крещение» в полынной котлубанской степи, по приказу командования направляют в горящий Сталинград.

Опять марш-бросок. Перед нами предстал огромнейший город, раскинувшийся по берегу широченной Волги. Мы, бойцы сибирской 308-й дивизии полковника Гуртьева, дали клятву Родине на верность — победить. И стала монолитной крепостью 308-я у пылающих стен завода «Баррикады». Это было направление главного удара врага. Именно здесь немцы решили прорваться на левый берег Волги.

Здесь нам, сибирякам, предстояло стоять насмерть. Страшные эти слова: «направление главного удара». Нет слов страшнее на войне. И, конечно, не случайно, что в хмурое осеннее утро заняла оборону у завода сибирская дивизия полковника Гуртьева. Мы расположились по разрушенным цехам завода, этажам и подвалам заводских пристроек, жилых домов. Главный лозунг: «Ни шагу назад!». Мы Должны были выстоять и победить. Фашизм — смертельный враг. Коммунисты должны быть в первых рядах.

Всю ночь снайперы взламывали каменистую землю территории завода, прорубали амбразуры, выстраивали ходы сообщения, тянули связь. Мы, медицинские сестры, расчищали помещения, чтобы укрывать раненых в подвалах.

Наступило утро. Немцы открыли огонь. Восемь часов подряд пикировали «Юнкер-сы-87» на оборону дивизии, и восемь часов без единой минуты перерыва шли волна за волной немецкие самолеты. Восемь часов выли сирены, свистели бомбы, сотрясалась земля, рушились остатки кирпичных зданий. В воздухе стояли клубы дыма и пыли, смертно выли осколки. Восемь часов сибиряки били своим оружием по немецким самолетам. И, вероятно, чувство, похожее на отчаяние, овладело немцами, когда эта горящая, окутанная черной пылью и дымом заводская земля упрямо трещала винтовочными залпами, рокотала пулеметными очередями, короткими ударами противотанковых орудий, мерной стрельбой зениток.

Немцы ввели в действие тяжелые полковые минометы и артиллерию. Нудное шипение мин, вой снарядов присоединились к свисту сирен и к грохоту рвущихся авиационных бомб. Так продолжалось до ночи. В печальном, строгом молчании мы хоронили своих боевых товарищей. Это был первый день.

ЕДВА ВЗОШЛО СОЛНЦЕ…

Всю ночь грохотала немецкая артиллерия. Едва взошло солнце, появилось 40 бомбардировщиков, и снова завыли сирены, снова черное облако пыли и дыма поднялось над заводом, закрыло землю, цеха, разбитые вагоны. Даже высокие заводские трубы потонули в черном тумане. Но как только противник ослабил огонь, наш полк вышел из подвалов, траншей, окопов и контратаковал врага.

Упорное сопротивление оказывали фашисты. В этом бою была ранена в глаз Вера Коляда. Гитлеровцы ожесточенно сопротивлялись. В каждом углу и выступе, в каждой развалине — всюду укрывались фашисты — снайперы и автоматчики, снабженные разрывными трассирующими пулями, гранатами и огнеметами. Вновь над головами бойцов завыл, застонал весь ад вражеской воздушной и наземной армии. В этом ураганном огне, перевязывая солдат, была ранена в ногу, руку и контужена Нина Лысачук. Ее вынесли с поля боя моряки.

Железный ураган беспощадно бил в лицо нашим бойцам, а они все шли и шли вперед, сокрушая — противника. Гитлеровцы не выдержали. Сначала они дрогнули, а потом отступили и побежали. Наш полк преследовал их целый километр.

Но ожесточенные бои вспыхнули с новой силой. Теперь сражалась вся дивизия. Отдельные улицы, дома, квартиры, лестничные клетки и подвалы по несколько раз переходили из рук в руки. Обе стороны несли огромные потери.

И опять вся тяжесть легла на наш 339-й стрелковый полк. Под прикрытием авиации и артиллерийско-минометного огня противник предпринял массовую атаку танков. За танками двинулись пьяные автоматчики. Они кричали: «Русь буль-буль, Русь — капут! У вас единственный выход — сдаваться в плен». Наши артиллеристы 1011 полка прямой наводкой выводят из строя одну вражескую машину за другой. А когда танки прорвались к боевым порядкам полка, бойцы стали их жечь и уничтожать бутылками «КС».

НА НАПРАВЛЕНИИ «ГЛАВНОГО УДАРА»

Пехоту встретили пулеметным и автоматным огнем, а затем бросились в рукопашную. Насмерть бились артиллеристы. К вечеру в дивизионе из 12 пушек осталась только одна, да и та без колес. Да, это было «Направление главного удара!».

Противник и ночью не ослаблял свой нажим. Немцы создавали целые фейерверки из ракет, трассирующих пуль и снарядов, продолжая обстреливать наши порядки. Чтобы довести людей до полного изнурения, германское командование бросило в бой ночные бомбардировщики. На завод «Баррикады» роем сыпались фугасные и зажигательные бомбы, вызывая страшные разрушения, пожары, сотрясая землю и заводские корпуса.

От прямого попадания тяжелой бомбы погибла Галя Канышева. В доме, в подвале которого она делала перевязки раненым, полковник Гуртьев, все время руководивший боем, непрерывно держал связь с 339-м полком. Вдруг в 2 часа ночи оборвалась связь, а спустя несколько минут полковнику доложили страшную весть: прямое попадание тяжелой авиационной бомбы в штаб полка.

Гуртьев и Свирин немедленно направились на место происшествия. Когда они подошли к месту бывшего штаба, перед ними в полумраке зияла огромная воронка, в которой свободно бы уместился двухэтажный дом.

— Тяжелую запустил, сволочь! — сказал комиссар Свирин. Гуртьев молча, стоял, низко опустив поседевшую голову. Полковник понимал, что на войне всякое бывает и ко всему надо быть готовым. Но то, что случилось, было ужасным: погиб весь штаб, все руководство полка.

В печальном, строгом молчании воины дивизии хоронили своих боевых товарищей. Тяжелые письма были написаны родным, близким и детям.

СТОЯЛИ ДО КОНЦА

Территория «Баррикады» уже вся была устлана вражескими трупами, а бой не ослабевал. Волны самолетов, армады танков и черные тучи пехоты следовали одна за другой. День и ночь, не смолкая, раздирая воздух, выли мины, шипели снаряды, хлестали о стены заводских корпусов и развалин домов разрывные трассирующие пули и снаряды.

Фашистские танки подходили близко к окопам, блиндажам и ходам сообщения. С грохотом рушились стены, заводские трубы, оборудование, а сибиряки стояли насмерть. Они словно вросли в Сталинградскую землю, слились с ней, вгрызлись в стонущие от вражеского огненного урагана развалины.

Были дни, когда сибиряки отражали по 20 ожесточенных атак. Мы понимали, что стоять надо до конца, за Волгой для нас уже земли нет. Сердцем прониклись и осознали, что именно здесь немцам нельзя дать пробиться к Волге, что здесь им будет не Волга, а смерть. Поэтому, не щадя себя, бились насмерть!

Почти 10000 бойцов было убито и ранено. Воевать уже было некому, осталось не более 1000 чело-век. Нас отвели за Волгу. Во время перехода, ночью, в темноте, налетел самолет и стал бомбить. Была ранена осколком бомбы Зоя Колганова. Я перевязала ее, бойцы вынесли Зою в медсанбат.

Мы, гуртьевцы, были выведены из горящего Сталинграда. Закончились для нас великие испытания на Волге.

НА НОВЫЕ РУБЕЖИ

Отправляясь на новые рубежи, сибиряки прощались с руинами города, с великой русской красавицей-Волгой. Прощались с блиндажами и землянками, где мы сблизились, сроднились, где навеки оставили тех, с кем в тяжелое время великих испытаний делили и радость успехов, и горечь неудач. За бои в Сталинграде дивизия была награждена орденом боевого Красного Знамени.

«Баррикады», «Баррикады»! Зубы враг сломал о вас, Мы стояли в Сталинграде Насмерть в этот грозный час. Враг метал весь огонь свой гремучий, Собирая всю силу в кулак. Но крушил его хваткой могущей Удалой богатырь-сибиряк. Мы с тобой поражений не знали, Был наш лозунг: «Ни шагу назад!». До последнего насмерть стояли, Но не сдали врагу Сталинград. «Баррикады», «Баррикады»! Зубы враг сломал о вас, Мы стояли в Сталинграде Насмерть в этот грозный час.

Воодушевленные приближением Победы, гвардейцы нашей дивизии еще сильнее били врага. В феврале 1945 г. в Восточной Пруссии улучшилась погода, резко потеплело. Пригревало солнце, побежали ручьи. Небо заполнила авиация, шли непрерывные бои, из-за которых дивизия была истощена. Но ударная сила дивизии не истощалась, мы продвигались вперед. Тяжелые бои были за город Мельзак, важный узел путей сообщения, связывающий Восточную Пруссию с центральной Германией. 17 февраля Мельзак пал. За отличные боевые действия при овладении г. Мельзаком 120-ой Рогачевской дивизии Верховный Главнокомандующий объявил благодарность.

18 февраля вблизи г. Мельзак был смертельно ранен командующий войсками 3-го Белорусского фронта генерал армии Иван Данилович Черняховский. Весть о тяжелой утрате молодого 38-летнего талантливого военачальника, дважды Героя Советского Союза, молниеносно облетела все части и соединения фронта, всю страну, тяжестью она легла на душу и сердце каждого бойца дивизии. За смерть любимого и прославленного полководца они поклялись жестоко отомстить врагу.

20 февраля по директиве Ставки на должность командующего 3-м Белорусским фронтом был назначен испытанный полководец, видный военачальник Красной Армии маршал Советского Союза Александр Михайлович Василевский. Между тем бои в Восточной Пруссии, как и на всем советско-германском фронте, разгорались с новой силой. Окруженный плотным кольцом советских войск и неустанно теснимый ими к берегам Балтийского моря, враг метался, как в западне, оказывая отчаянное сопротивление.

Для успешного наступления большое значение имели применяемые советскими войсками в больших масштабах ночные действия. Бои снова приняли ожесточенный характер. До 17 марта соединения корпуса, ведя бои с превосходящими силами, медленно, но продвигались вперед и к концу дня вышли на автостраду Кеннингсберг (Калининград) — Эльбинг, овладев рядом населенных пунктов. В этих боях гвардейцы снова отличились.

На рассвете 25 марта наши гвардейцы дивизии увидели свинцовую рябь Балтийского моря, над которой низко плыли хмурые тучи облаков. Бойцы дивизии уже не шли, а бежали навстречу водной стихии, забыв об усталости. Артиллерийские залпы, разрывы мин и снарядов, пулеметный и автоматный треск — все заглушалось могучим русским «ура!».

Овладев последним оплотом врага — древней Лейзумен, части дивизии вышли на берег Фринлес-Гафф. Жалкие остатки недобитых фашистских войск, спасаясь от справедливого возмездия, в панике бросились к морю. Обезумевшие от страха гитлеровцы пытались переправиться на косу Фрише-Нерунг, на чем попало: рыбацких лодках, самодельных плотах, на досках, автомобильных камерах и просто вплавь, безнадежно барахтаясь в ледяной воде. Но немногим удалось уйти от справедливого возмездия. Советские воины, приводя в исполнение суровый приговор истории, били по фашистским извергам минами, снарядами, вели ураганный огонь до тех пор, пока на морской стихии остались лишь одни барашки бело-зеленых волн.

Утро 26 марта встретило гвардейцев блаженной тишиной и ярким весенним солнцем. Мирно покоилась в лоне песчаных берегов бескрайняя голубая гладь Балтики. Плачевен был конец фашистских войск в Восточной Пруссии. Дорогой ценой немцы расплачивались за бредовый план Гитлера «мирового господства». Все побережье Балтийского моря, сколь видел глаз, было устлано вражескими трупами. Огромным кладбищем громоздились разбитые, сожженные, искореженные и просто брошенные танки, орудия, минометы, автомашины и множество другого вооружения, техники, имущества. Врагу был нанесен огромный урон, но тяжелые утраты были и в наших рядах. Немало боевых друзей оставили на поле боя наши гвардейцы. Здесь, на полях Восточной Пруссии, в районе Хоенвальда, смертью храбрых пал и сын первого командира дивизии Л.Н. Гуртьева капитан И.Л. Гуртьев. По долгу перед Родиной, призыву совести и велению сердца прибыл Игорь Гуртьев в дивизию, чтобы, сражаясь в ее рядах, отомстить фашистам за смерть отца, за муки страдания своего народа. Будучи помощником начальника оперативного отделения, штаба дивизии, капитан Гуртьев, выполняя приказы командования, часто находился в боевых порядках войск и показывал личный пример мужества и отваги. Сын, достойный отца, пал смертью героя. С воинскими почестями гвардейцы дивизии похоронили своего боевого друга и товарища по оружию в деревне Хоенвальде 17 марта 1945 года.

Действия дивизии в Восточной Пруссии высоко оценены Советским правительством: она награждена орденами Кутузова II степени и Суворова II степени, а полки 334-й — Кутузова III степени и Александра Невского, 339-й — Кутузова III степени, 336-й и 122-й отдельный истребительный противотанковый дивизион — Красной Звезды, а весь личный состав дивизии — медалью «За взятие Кенингсберга». В боях по ликвидации немецкой группы войск в Восточной Пруссии воины дивизии показали высокую боевую выучку и массовый героизм. Здесь, во вражеском логове, они сражались особенно стойко и храбро. Трудно, просто невозможно перечесть все имена героев, которые своими отвагой и самоотверженностью вписали немало славных страниц в летопись боевых дел дивизии.

НА БЕРЛИН

Все дальше и дальше уходила война на запад, приближаясь к своей развязке. Советские воины-освободители все отдалялись от своей родной земли. Все ощутимее и тягостнее мучила по ночам солдат тоска по дому, по родному краю, оставленному там, в далекой Сибири на берегах седого Иртыша, на Орловщине и Украине. С тоской и тревогой ждали их матери, жены, дети, невесты. Конца проклятой войны с нетерпением ждал весь советский народ, все разумные люди планеты.

В составе 41-го стрелкового корпуса В.К. Урбановича 3-ей армии генерала А.В. Горбатова дивизия влилась в войска 1-го Белорусского фронта маршала К.К. Рокоссовского. К этому времени уже полным ходом шло берлинское сражение, и каждый гвардеец дивизии, от рядового до комдива, считал своей высокой честью участвовать в битве за Берлин. Все с ни терпением ждали и готовились к последнему, решающему часу войны.

К исходу 22 апреля советские войска создали условия для окружения и расчленения всей группи-ровки противника, действовавшей юго-восточнее Берлина. Расстояние между передовыми частями 4-й и 3-й гвардейскими танковыми армиями составляло 40 км, а между левым флангом; 8-й гвардейской и правым флангом 3-й гвардейской танковыми армиями — не более 40 км.

И вот наступил долгожданный час: с утра 23 апреля дивизия перешла в наступление. Вдохновленные единым наступательным порывом войск Красной Армии, штурмовавших Берлин, гвардейцы неудержимо рвались вперед, сокращая судорожное, предсмертное сопротивление гитлеровских палачей. Сломив сопротивление противника к исходу дня, овладели населенным пунктом Каблов. Выйдя в район населенных пунктов Винкель, Шпрехаген, Керанг, дивизия с ходу вступила в бой. Местность оказалась невыгодной, много было озер, которые задерживали продвижение артиллерии. Немцы почувствовали ослабление огня. Они усилили нажим. В ход пошло все: штык, нож, лопата и даже кулаки и зубы. Насмерть сражаются все: от рядового до командира полка и даже раненые. Каждый бьется за двоих, троих, пятерых. Но стороны слишком не равны: немцы превосходят наших в несколько раз. Силы бойцов с каждой минутой, с каждым мгновением все слабеют, иссекают…

И вот, когда, казалось бы, все уже кончено и враг одержит победу, в тылу врага вдруг раздались мощные залпы орудий. Это подошел 310-й артиллерийский полк и решил исход боя. Гитлеровцы были разгромлены наголову.

В этом ожесточенном бою личный состав 339-го полка еще раз показал высокий образец железной стойкости и верности священному закону советской гвардии: «Там, где наступает гвардия, враг не устоит». В течение последующих трех суток дивизия вела тяжелые бои по очистке лесного массива. Окруженный враг предпринимал отчаянные попытки пробиться к Берлину.

Он сосредоточил крупные силы пехоты, танков и артиллерии. Стремясь вырваться из «котла» и не допустить прорыва наших войск в Берлин, германское командование то и дело бросало в бой все новые и новые формирования, не жалея ни солдат, ни технику. Но было уже поздно. Сокрушая противника, бойцы дивизии к полудню третьего дня наступления овладели сильно укрепленным узлом сопротивления — селением Хаммер.

К 30 апреля захватили много пленных и трофеев. Зажатая в кольцо крупная группировка немецко-фашистских войск юго-восточнее Берлина, была ликвидирована. За храбрость и образцовое выполнение приказа командования при ликвидации окруженной группировки фашистских войск юго-восточнее Берлина военный совет снова благодарил гвардейцев дивизии. А 339-й полк награжден орденом Суворова III степени.

НА ПОДСТУПАХ К ФАШИСТСКОМУ ЛОГОВУ

Весна 1945 года принесла Красной Армии новые испытания. С ее наступлением ожесточенные сражения развернулись в центре Германии. Советские войска, нанося сокрушительные удары по гитлеровской военной машине, находились уже на дальних подступах к Берлину. В те грозные дни кровавой страды каждый советский солдат мечтал быть живым свидетелем, непосредственным участником исторического события — краха фашизма в его собственном логове — Берлине.

Даже раненые отказывались уходить с передовой: просились послать их под Берлин, хотя каждый сознавал, что может погибнуть в самом конце войны, в любой момент, на любом рубеже и не увидеть нашей Победы, ради которой он с боями прошагал пол-Европы. Все были охвачены одним желанием, одной мечтой — добить врага и дойти до Победы. Этого исторического дня с нетерпением ждали, настойчиво готовились к нему и гвардейцы нашей прославленной сибирской дивизии. Используя богатый опыт минувших боев, солдаты, сержанты и офицеры настойчиво изучали особенности и тактику действий на земле врага.

1 апреля в дивизию пришла желанная весть: войска 3-й армии в полном составе направлялись под Берлин. Это событие вызвало у гвардейцев дивизии новый наступательный порыв. В частях и подразделениях раздавались восторженные возгласы: «Вперед на Берлин, к последнем рубежу краха фашистской Германии!».

В несколько дней дивизии предстояло, совершит 600-километровый марш район города Франкфурт на-Одере. Переход осуществлялся тремя способами стрелковые подразделения гусеничный транспорт и артиллерия на конной тяге перебрасывались по железной дороге. Артиллерия 310-к полка 122-го дивизиона, авторота и медсанбат — на машинах. Все остальное — гужевым транспортом на 350 подводах. К 18 апреля дивизия сосредоточилась под Берлином, в районе юго-восточнее города Бенсдорф Особенно радостно и торжественно отметили мы день 1 Мая. Всюду прошли собрания, митинги и беседы. На них солдаты легендарной сибирской дивизии заверяли командование, что свой священный воинский долг перед Родиной выполнят до победного конца.

ПАЛА ПОСЛЕДНЯЯ ЦИТАДЕЛЬ

2 мая дивизию облетел, ликующая весть — пал Берлин, последняя цитадель германского милита-ризма гнездо чумы — фашизма. В третий раз за свою историк русские войска триумфальным маршем прошли через Бранденбургские ворота, по улицам поверженного Берлина. Радостная весть о падении Берлина застала гвардейцев дивизии на марше к реке Эльбе через юго-восточную окраину Берлина — Бранденбург-Гентин. За четверо суток она совершил: 150-километровый переход и к 11 часам 6 мая сосредоточилась южнее Гентина.

Утром 7 мая после 30-минутной артподготовки дивизия вместе с другими соединениями вышла на реку Эльба. Здесь, на земле врага, на территории фашистской Германии, солдаты сибирской дивизии и сделали последний шаг войны. В 23 часа по московскому времени дивизия произвела заключительные залпы по гитлеровскому фашизму, закончив победой свой славный боевой путь. Ее солдаты с честью выполнили свой воинский долг перед матерью-Родиной. «Мы шли на запад не как захватчики и тем более не как каратели, а как освободители. Если мы и карали, то только всеобщего врага — гитлеровский режим. Это было справедливо, и эта справедливость сопутствовала нашей победе, ибо в этой благородной цели с нами был весь разумный мир. И мы победили!».

Демобилизованные воины, вернувшись в родные края, с еще большим жаром и энтузиазмом принялись за животворный созидательный труд. Пройдут века, но в сердцах грядущих поколений, в памяти народной вечно будут жить имена тех, кто, не жалея своей крови, своей юности и жизни, сердцем заслоняя Родину, насмерть бился с фашизмом, защищая свободу и мир на земле. Наше поколение 40-х огневых, пороховых лет уходящее. Но мы оставляем на века в наследство ясный солнечный день — 9 Мая 1945 года, день великой Победы!

Война… Сколько мальчиков с отчаянным желанием жить погибло на русской земле! Ненасытные четыре года войны… Сколько женщин, подростков, мечтавших о любви, посвятили себя тяжкому, почти невыполнимому труду. Время шло, но казалось, что это никогда не кончится, это навсегда. Тяжелая, страшная, правда…

Они слезами и кровью завоевали победу и этим обеспечили нам, их благодарным потомкам, жизнь, по крайней мере, без такой боли и слез, горьких от мучительных потерь.

Помнить о них — значит, тоже выбрать правильную дорогу в жизни и, как они, не свернуть с нее.

В те суровые далекие годы более 200 выпускников средней школы № 1 ушли на фронт добровольцами.

Среди них Александр Расторгуев, окончивший школу в 1935 году. Это был первый выпуск. В 1941 году он получил диплом Московского института физкультуры. Участвовал в боях под Москвой в составе отдельной мотострелковой бригады особого назначения. Эта бригада была сформирована из спортсменов-добровольцев и предназначалась для выполнения особых заданий советского командования в тылу врага. Солдаты-лыжники, одетые в белые маскировочные халаты, совершали дерзкие рейды по тылу врага, уничтожая их штабы, нападая на обозы и автоколонны, сея панику и страх среди противника.

Александр Расторгуев успешно выполнял все поручения командиров. За личное мужество и героизм его наградили медалью «За отвагу».

В июне 1942 года спецгруппа, в составе которой воевал Саша, попала в засаду под г. Юхновым и после ожесточенного боя почти все погибли. За отвагу и смелость, проявленные в этой операции, Александр Расторгуев посмертно был награжден орденом Красной Звезды. Человек открытой и честной души, как все на фронте и в тылу в то время, он любил свою Родину и не раз говорил, что, если потребуется, не пожалеет своей жизни.

Вместе с его именем, которым гордится школа № 1, стоят имена Жени Смирнова, Юрия Лопарева, Алеши Благонравого, Юрия Ануфриева, Лени Карепанова, Гая Кокорина.

Вспоминаю, как отправляли Гая на фронт, в армию, — пишет его младшая сестра Нина Михайловна Кокорина. — Он стоял среди берез в городском саду, где у них был сборный пункт. В руках гармонь, а вокруг уже новые друзья, с которыми теперь придется делить все заботы. Поют «Раскинулось море широко».

Я прибежала с букетом белых астр и все цветы раздала ребятам. Так и запомнила старшего брата под березами с гармошкой, с белой астрой на фуражке. Пароход скрылся, навсегда унося нашего «Гайку — Винтика — Болтика».

Кроме них мы, тоболяки, не имеем право забывать о Гене Трофимове, Володе Каменеве, Викторе Александровиче Семухине.

Никто из них не хотел умирать. Они, как и мы, шли мирными дорогами. Но жизнь вдруг всех свела на одну общую дорогу войны. Теряя товарищей, друзей, родных, любимых, шли они этой дорогой в бессмертие.

Советская Родина, советские люди, несмотря на великие жертвы, вышли из величайшего испытания, показав всему миру непоколебимое единство народа, братскую его дружбу. Патриотизм и преданность Родине продемонстрировали в годы войны и трудящиеся Тобольска.

…Все они — герои: и те, что воевали, не боясь смерти, и те, что трудились, желая доказать всем свою любовь к родной земле и мечтая о победе, и, конечно же, те, чья жизнь была посвящена маленьким сердечкам, оставшимся без единой надежды обрести семью. А те, что сейчас в живых, будут вечно помнить, и чтить имена тех людей, что отдавали им частичку себя, свое материнское тепло и ласку.

Родина никогда не забудет своих сыновей и дочерей. Она по достоинству оценила трудовой вклад трудящихся города в победу над врагом. Очень важным остается тот факт, что поистине заслуженно 2330 тоболяков награждены медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.». Награду эту получили передовики и новаторы производства, отличники сферы обслуживания, культуры, народного образования.

Вечная память!

«В аттестатах отметок не ставят за смелость, За любовь к своей Родине, службу и честь. Им в боях довелось проверять свою зрелость, И отметок таких невозможно учесть. И экзамен на верность любимой Отчизне С честью выдержал каждый из этих ребят, Имена их отныне бессмертно и гордо, Как в шеренге бойцов, в школьном списке стоят».

Война… Какой невосполнимый урон принесла она не только людям русской земли, мечтавшим о прекрасном и светлом будущем, в то время как на самом деле их будущим, совсем не светлым, была Великая Отечественная война. Победу над фашизмом оплатили ценой собственной крови и жизни десятки и сотни воинов — тоболяков, ценой неимоверных усилий и ежедневных слез и страданий оставшихся ждать их, верить и трудиться…

Проклятая война. Она слишком много отняла у людей. Всех без исключения коснулась она как на фронте, так и в тылу. Наверное, пег такой семьи, чтобы кто-нибудь от нее не пострадал. Отцы, братья, мужья — много было потерь, но никто не мог вернуть ушедших навсегда. Слезы, бесконечные слезы не могли помочь, но русские люди показали миру свою великую силу.

От Витебска — до Кенигсберга

В июне 1941 года молодой паренек Михаил Пономарев закончил тобольскую фельдшерско-акушерскую школу. Строил, конечно, большие планы на жизнь, но вдруг — война, которая перечеркнула все, о чем мечтали те поколения русских людей.

Сразу на фронт М.П. Пономарев не попал — по распределению поработал в медпункте в Ялуторовском районе. А дальше…

Публикуем отрывок из его воспоминаний. Михаил Павлович пишет о первом дне войны.

«Помню, вышли мы утром 22 июня на улицу умываться и услышали выступление Молотова о начале войны, что гитлеровская Германия вероломно напала на СССР. Мы тогда еще не знали, что война будет такой жестокой и длительной…

В декабре 1941 года в трескучий мороз на конях поехали в Ялуторовский военкомат — на призыв. Повезли нас в направлении г. Свердловска и здесь остановились. Разместили в каком-то здании. Оттуда были вынесены все кресла, стулья, построили 2-ярусные нары, на которых и разместили людей. Нас, медиков, оказалось двое. Задача была — обслуживать людей, которые стали работать на военном заводе им. Орджоникидзе. Мы также ходили на сборку легких танков.

Жили трудно: постоянное недоедание. Хлеба по карточкам давали 600 г, другие скудные продукты (крупа, жиры и др.) тоже до карточкам — крохи, малые граммы. В заводской столовой в обед варили щи из зеленой мороженой капусты и тому подобное. И чтобы у людей не было явного авитаминоза, в обязательном порядке перед едой каждый должен был выпить из бачка кружку настоя из хвои.

Так прошел 1942 год, все рвались на фронт, но никого не брали, так как, видимо, были под бронью, коль работали на военном заводе. Весной 1943 года мне дали отпуск на 7 дней съездить к матери в Нижние Аремзяны, где она жила с 4 детьми — моими маленькими братьями и сестрами. Отец и старший брат в это время были уже на фронте (вернее, отец, 1902 года рождения, в это время уже не был жив — погиб 28 августа 1942 года под Сталинградом, его хоронил его сын, они были вместе в зенитной части). И вот я в самую распутицу стал добираться до Тобольска. Реки были еще подо льдом, пароходы не шли (а это был единственный транспорт в то время). На пути в Тюмень из Тавды меня признали за дезертира (я по незнанию не отметил в военном билете, что выбыл из Свердловска — такое было требование военного времени). Поместили на ночь в КПЗ в селе Велижаны, но утром разобрались и отпустили.

Прибыв в Тюмень, я пришел на пересыльный пункт облвоенкомата с просьбой взять меня в армию. Был зачислен в команду. Здесь пробыли несколько дней. Повезли нас на Запад.

Так я окончательно был призван в армию. Мы выехали на Запад, в Гороховецкие военные лагеря (под г. Горьким). Там обучались военному делу. Из меня сделали командира топовычислительного отделения, на погоны были нашиты две лычки — младший сержант. На вооружении отделения — стереотруба, планшет и тренога к стереотрубе. Наша задача на войне была выявлять врага, его расположение, все наносить на планшет, а там — огневики разберутся, что делать.

В Гороховецких лагерях жизнь наша была несладкой — кормежка плохая, и на этой почве у многих, в том числе и у меня, началась куриная слепота, когда человек с наступлением сумерек плохо видит (на почве авитаминоза). Спали мы в землянках на нарах из бревен, на которых был тонкий слой хвойных веток. Все скорее рвались на фронт. И наконец — выехали.

Это была 21-я артиллерийская дивизия прорыва резерва Главного командования, предназначалась для нанесения ударов по врагу там, где у него была сильная оборона, когда наша пехота не могла продвигаться. В дивизии — все виды артиллерии: от противотанковых пушек до 203-миллиметровых пушек-гаубиц, реактивных «Катюш». Я оказался в дивизионе 122 мм пушек-гаубиц.

Помню, ехали на фронт железнодорожным составом, погрузив на платформы всю технику, машины-студебекеры. Выгрузились на станции Ярцево. И только поехали, как нас стали сопровождать «Мессеры»: обстреляли с бреющего полета. Вот я и обстрелялся: было, конечно, неуютно…

Прибыв на место, на огневые, закопали орудия, боеприпасы, по возможности замаскировались. А до боя было еще где-то более недели. Предстояло иметь данные для стрельбы — разведывать что и где у противника: брали «языка», вели наблюдение на суше и с воздуха и т.д. и т.п.

Вот и моему отделению пришлось наблюдать за немцами. Повел нас на передовую капитан, повел ночью. Пошли, затем ближе к «передку» поползли леском. А местность заболоченная, простреливалась, пули — как жуки-светлячки так и летели трассами: «красиво». Но доползли, до утра оборудовали наблюдательный пункт — выкопали ровики. Замаскировались ветками, стали наблюдать стереотрубой.

Связисты протянули связь на батареи. Противник постоянно простреливал это расстояние минометным огнем, рвал связь, связисты восстанавливали ее под огнем, гибли или были ранены. Враг тоже не дремал, в воздухе почти все время парил их самолет-разведчик «Рама» — он высматривал, что там внизу — на земле.

Но вот настало время, и наши орудия заговорили, по немцам был открыт огонь. У противника на большую глубину и ширину была взломана оборона, пехота пошла. Был взят город Духовщина, дивизии была присвоено звание «Духовщинская». Далее шли бои за Витебск, затем Минск и т.д. Наша дивизия де-лала свое дело — прорывала укрепленные места обороны противника и обеспечивала дорогу нашей пехоте.

В должности командира отделения я был немного, вскоре попал на излечение в медсанроту с большой температурой, с простудой. А мне объявили, что буду медиком в одном из дивизионов. Так я одел медицинские погоны, правда, пока без звездочек (звание младший лейтенант мне было присвоено где-то через месяц). На вооружении у меня теперь была медицинская сумка, ну и автомат ППШ, в помощь — санинструктор. В боевой работе, в оказании медицинской помощи, на фронте было всякое. Приходилось из-под огня вытаскивать раненых с риском для себя и пострадавших. Иной раз засыплет землей от разорвавшегося вблизи снаряда, страшновато было нарваться на мины, которых было предостаточно везде.

На подходе к Кенигсбергу немец нас сильно обстрелял, а было довольно много раненых — перевязывали, увозили в госпитали и в тыл. Немцы упорно сопротивлялись, чувствуя свой конец. В Прибалтике нам пришлось ликвидировать Курляндскую группировку немцев, зажатую между Тукумсаи и Либавой. Немцы на этом побережье держались крепко, у них было достаточно сил, продовольствия, боеприпасов — они снабжались с моря.

Итак, я прошел от стен Витебска до вражеского Кенигсберга, старался внести свой вклад в победу. Мой боевой путь проходил по землям Белоруссии, Литвы, Латвии в составе I Прибалтийского фронта (командующий фронтом генерал армии И.Х. Баграмян). Мне на фронте вручили орден Красной Звезды. При-шлось переносить все тяготы войны, пережить все трудности, видеть смерть, кровь, страдания.

Награжден орденами Красная Звезда, «Отечественной войны II степени», медалями «За победу над Германией», «XXX лет Советской армии и флота» и другими».

Я забыть этих лет не смогу никогда

Нет, не согнуло их время прошедшее, По выправке видно людей фронтовых, И молодыми на битву ушедшие, Они превратились сегодня в седых.

Михаил Тихонович Шевелев встретил меня на пороге своей квартиры, что называется, при полном параде: в белой рубашке и черном костюме. Наша беседа проходила под мелодичный звон наград, которых у ветерана Великой Отечественной войны немало. Вот что поведал о своем пребывании на фронте Михаил Тихонович:

— Когда началась война, я учился в Тобольском педагогическом училище, на третьем курсе. После сообщения о нападении Германии на нашу страну желающих идти на фронт из числа молодежи, студентов, учащихся было много. Я тоже с друзьями не раз ходил в военкомат. Патриотизм хотелось проявить. Но так как нам не было восемнадцати лет, то наше желание не было удовлетворено. Нам сказали, чтобы мы готовились, занимались, качали мускулатуру, упражнялись в бросках гранат, овладевали военными знаниями.

В 1942 году в марте мне исполнилось 18 лет, и я был призван в армию. Сначала прошел курс обучения командиров отделения в Новосибирске, затем в Горьком. В этом же году я попал служить в 80-й гвардейский минометный полк, который был сформирован в июле в Измайловском парке города Москвы. После комплектования воинских частей наш полк направили на Сталинградский фронт. Первое боевое крещение мы получили в августе 1942 года, в городе Сталинграде. Я считаю себя счастливым человеком, потому что пришлось служить в воинской части, на вооружении которой находились знаменитые «катюши». Это было новое оружие, жаль, что решение правительства развернуть выпуск этих боевых машин было принято поздновато. Мы еще не знали, как оно действует, впервые испытали и увидели его, когда нанесли удар по немцам под Оршей первые семь «катюш». Это была величайшая битва.

Особенно большие бои состоялись в августе и сентябре 1942 года. До 15 — 16 раз за день атаковали и мы немцев, и они нас. От города ничего не осталось.

После Сталинградской битвы полк принял участие в Курско-Волжской битве. После нашего удара немцы не смогли в полной мере восстановить свой военный потенциал. Продвигаясь по военным дорогам вперед, ударяя по противнику, наш полк форсировал вместе с другими частями реку Днепр. Нам пришлось пройти не только по территории России, но и Украины, Молдавии и принять участие в битвах на территории Румынии, Венгрии, Германии. И, наконец, мы встретили весть о победе под стенами Праги. Наш боевой путь был успешным. Полк за активное участие в боях получил звание красно-знаменного, орден Богдана Хмельницкого и Александра Невского.

После окончания войны воинские части дислоцировались в Литве, Латвии, Эстонии. После выхода Указа Президиума Верховного совета СССР о расформировании некоторых воинских частей, нас отпустили домой, это произошло в марте 1947. Мы с нетерпением ждали этого момента.

Михаил Тихонович Шевелев во время войны был командиром отделения, химинструктором. Он воевал на Сталинградском, Южном, втором Украинском фронтах. Принимал участие в Курской битве, в форсировании Днепра, освобождал Будапешт. Михаил Тихонович награжден Орденом Отечественной войны второй степени, медалями «За отвагу», «За боевые заслуги», «За оборону Сталинграда», «За взятие Будапешта», «За победу над Германией». Честь и слава героям!

Дорога длиною в восемьдесят лет

Рассматриваю фотографию, сделанную в нашем музее в прошлом году. Улыбчивые лица фронтовиков, нет напряженности в позах, лишь многочисленные ряды наград подчеркивают торжественность момента. Для радости есть повод. Ведь праздник. Они дожили до очередной годовщины, пройдя нелегкий путь. Они изменились, сетки морщин не важны, когда в глазах мудрость знания. Знания жизни. И лицевой ее стороны, и неприглядной изнанки.

Хотя нет. Вот напряженное лицо, строгие, пронзительные глаза прикрывают толстые стекла очков, тонкая полоска губ не выдает даже намека на улыбку. Михаил Федотович Созонов (сидит второй слева) не улыбается. Видно, есть на то причины.

А вот другой снимок. Февраль сорок седьмого. Михаил Федотович в кругу семьи. В форменном кителе, с фронтовыми медалями. Красавец фронтовик. И лицо — открытое, глаза — добрые, губы полные — улыбчивые. Старший следователь особой инспекции НКВД. Вот она — изнанка жизни. Но пока не успела она ожесточить черты лица бывшего фронтовика…

Миша Созонов родился в деревне Абрамово, закончил семилетку в Мало-Зоркальцевской школе. До сих пор помнит директора школы Константина Ивановича Дегтярева. Может, по его примеру и захотел мальчишка стать учителем. В сорок первом закончил педучилище. Двадцатого июня был выпускной вечер, гуляли до утра под старым перевозом, целовались с Машей. Вся жизнь впереди — светлая и радостная…

Потом… неделю ежедневно ходил в военкомат. Наконец 28 июня загрузили новобранцев на пароход. В Тюмени он столкнулся со старшим братом Андреем. Встреча была последней: в сорок третьем Андрей погиб.

Михаил Федотович, рассказывая о первых днях войны, оговаривается:

— Не надо писать о вооружении, в сорок шестом один наш болтал, да за это попал в тюрьму.

После моего замечания, что вообще-то год давно не сорок шестой, а о неготовности наших войск к войне уже и генералы мемуары понаписали, Михаил Федотович, кивнув, роняет:

— Плохая была техника, на солдата одна винтовка да двадцать патронов…

Зато идеология была сильна. В Куйбышеве дивизию, в которую попал Михаил, встречал на полигоне сам Ворошилов. На площади перед строем выступали Жданов, Калинин. Дух боевой у солдат поднимали. И первый бой юнцы приняли под Тихвином. Михаил заслуженно получил медаль «За боевые заслуги».

В первые же фронтовые дни встретился он с жестокостью фашистов. Пришлось Михаилу выручать жителей деревни Будогоч из запертого горящего амбара. Солдаты на руках выносили из полыхающего костра полузадохнувшихся стариков, женщин, детей и мысленно клялись отомстить варварам…

Шестидесятый пехотный полк 65-ой дивизии, где Михаил был уже помощником командира взвода, направили на Волхов. За Малую и Большую Вишеру на груди девятнадцатилетнего парня сверка-ла медаль «За отвагу». И вот стоит дивизия перед Волховом, на реке — крошево ледяное, танки тонут. Да только не тот, который ведет Иван Кекилов (позже он получил Героя Советского Союза). Первыми форсировали реку, ворвались в город. Дальше уже Михаил ничего не помнил.

Очнулся в медсанбате. Хирург Иван Нилович Промтов сделал все, что мог: руку починил, осколки из позвоночника вынул, а у медсестрички Сони кровь оказалась той же группы. Но… контузия головы, травмированный спинной мозг. И начались мытарства по госпиталям: Кострома, Славгород (Алтайский край), Омск. В госпитале в Омске «догнал» его и орден. Лишь через год, получив третью группу инвалидности, вернулся Михаил на костылях в Тобольск.

Парню было-то всего двадцать лет, а уже — калека. Но молодость брала свое, раны заживали, оставляя чуть заметные рубцы. Душу лечила юная жена, Маша ждала, даже в госпиталь в Омск приезжала. Вскоре родилась первая дочь, Людмила, затем — вторая, Иришка. В 1992 году – отметили Михаил Федотович и Мария Ильинична «золотую» свадьбу. Нынче исполнилось бы шестьдесят лет, как совместно шли они по жизни, да ушла в начале апреля Маша.

— Похоронили Марусю. Зять Геннадий Иванович Малюгин все заботы о похоронах взял на себя. Да и ТЭЦ, где он работает, помогла. Спасибо большое добрым людям,- тихим голосом говорит Михаил Федотович.- Теперь вот один я остался…

Вот и бродит Михаил Федотович по квартире, смотрит на пожелтевшие фотокарточки на стене и вспоминает жизнь длиною в восемьдесят лет.

Короткой оказалась фронтовая судьба Михаила. Значит, что-то другое ему предназначено… После госпиталя дали ему пенсию по инвалидности — 80 рублей. И на работу направили — секретарем-счетоводом в… НКВД. А в октябре сорок четвертого — новое назначение: старшим следователем особой инспекции органов внутренних дел.

— Шесть лет я проработал в Тюмени. Работа, конечно, паскудная. Трудно же в каждом врага видеть, тем более в тех, с кем бок о бок работаешь. В то время из колхозов не отпускали, паспортов колхозникам не выдавали. Уговорят паспортистку, денег ли, продуктов ей принесут, выпишет она паспорт. За это — под суд. Еще был случай: женщина в ссоре столкнула свою свекровь в погреб, та убилась. Следователь, который вел это дело, за пару валенок продался и дело закрыл. Позже свидетели нашлись, дело возобновили, и мне пришлось этого следователя обвинять. Или, вот, оперуполномоченный НКВД по пьянке приревновал мужика, «убил… Хватало всего среди нашего брата в погонах…

В сорок девятом по состоянию здоровья не прошел комиссию, отчислили Михаила из органов. Вернулся в Тобольск. Работал экономистом в «Многопройсоюзе», главным инженером. Успел закончить учительский, затем — педагогический институт. И вновь — поворотов судьбе: через горком партии переводят его начальником производственной части в пятую колонию. Позже он стал директором ПТУ-26 ВТК, где малолетних нарушителей учили токарному, слесарному ремеслу. Оттуда и ушел на пенсию. А в 1987 году парализовало Марию Ильиничну. Последние пятнадцать лет «ходил» за ней Михаил Федотович, как за малым дитем. Может, и для этого судьба его уберегла на фронте?

Нечасто мы задумываемся, какие иной раз сюрпризы преподносит нам жизнь. Ездил как-то с внучатами в Медведчиково: там похоронены его мать и сестра. Поклонился родным могилкам, задумался. Тут Татьяна с Сережей подбегают:

— Деда, а там твоя могила!

Кольнуло в сердце, на негнущихся ногах подошел к оградке. Точно, Михаил Федотович Созонов похоронен, и родом — из Абрамово. Только старше он на десять лет, и не родственник даже. Постоял фронтовик у могилы своего полного тезки. Чего только в жизни не бывает… Видать, суждено ему еще пожить, коль одноименная могилка еще из людской памяти не стерлась. Пусть цепкой будет память у потомков…

Он зашел в редакцию. И без всяких предисловий пригласил к себе в гости, пообещав угостить отменными груздями. «Я их сам выращиваю целую поляну, а чтобы хорошо росли, поливаю», — пошутил он.

Встреча с Александром Андреевичем Смирных, его рассказ достойны описания.

— У меня было обычное детство, чуть счастливее до войны и более трудное в само лихолетье. Беда, наверное, постучалась в дверь каждой избы нашей небольшой, но крепкой деревни Редькино Булашовского сельского Совета. Когда взрослые думали о победе, мы, мальчишки, мечтали о фронте. То с максималистским пылом и с криками «ура» шли в атаку, то крушили врага «танками» в его логове. Думал ли я, десятилетний юнец, что война меня все-таки настигнет, и случится это не в сороковых годах, а значительно позже — в 1951-ом.

В отличие от нынешней молодежи, мы, повторюсь опять, хотели воевать, и я ждал, когда же наступит призывной возраст.

Наверное, мой интерес к армии был вызван рассказами солдат, хлебнувших лиха. Они вечерами набивались в нашу избу, сворачивая самокрутку за самокруткой, каждый вспоминал о своем, а мы, маль-чишки, с открытыми ртами слушали их.

Но вернусь к более поздним временам. В марте 1951 года меня призвали в войска Министерства государственной безопасности по ликвидации вооруженных банд.

Тогда никто из нас не знал, что ждет впереди. Естественно, была подготовка, вспомнили традиции отцов и дедов, надо бы помочь и населению, которое терроризировали банды и держали в постоянном страхе. Нас готовили не хуже разведчиков. Изучали все, что могло понадобиться, по уставу боевой, военной службы: тактику, умение быть в засаде, обработку данных, разведывательно-поисковые действия. Позже, уже в Литве, именно благодаря этой обстоятельной подготовке многим удалось вы-жить.

Задача перед нами была поставлена серьезная: ликвидировать вооруженные банды, которые называли себя «лесными братьями». Они не щадили комсомольцев и других активистов, организовывали теракты, выступали с фашистской свастикой.

Мы как будто попали в другую действительность: леса, болота, отдаленные хутора. Запоет петух в одном, в другом не слышно. Наш полк стоял вначале в Клайпеде, затем перекинули его в Шяуляй. Здесь все легло на наши плечи: разведка, затем «проческа» местности, преследование банды. Но это все, же было легче. Труднее, когда с виду мирный человек улыбается тебе, а стоит отвернуться — пуля в затылок.

Все дни были похожи, сливались в один, многие мои друзья поседели именно там.

Но были и дни, каждая минута которых отпечаталась в памяти. Например, один из апрельских я помню от рассвета до заката. Была полковая операция с охватом 100 километров лесного массива, много тогда народу полегло. Я сидел в заслоне, и так получилось, что банда оказалась не там, где ждали. А появилась за спиной. Бежать трудно, мешает ракетница, а ну ее, останавливаюсь, две гранаты бросаю в сторону приближающегося противника и снова бегу. Ах ты, черт, ноги вязнут в водяной жиже. Хлюпающие сапоги стали мешать, снимаю их и, отстреливаясь, снова бегу. По прошествии многих лет понимаю, какое это было безрассудство — одному прикрывать отход. И все же знаю, пули, выпущенные из моего оружия, достигли цели. Хорошо помню случай, когда с помощью внедренного разведчика, парень был из РОВД, нам удалось ликвидировать еще одну группу «лесных братьев». Именно тогда, в 1952-ом, после окончания боевой операции всему личному составу объявили благодарность. Мы, радостные, кричим «ура!» Только затихли ряды, слышу: «Младшему сержанту Смирных выйти из строя». Выхожу. «Вы награждаетесь отпуском и представлены к правительственной награде».

(Свою медаль «За отличную службу по охране общественного порядка» он получил уже в Саратовском военном училище, на курсах младших лейтенантов).

К войне привыкнуть трудно, еще труднее отвыкать. Когда пришел домой, сел, задумался: со мной это было или нет, да и было ли вообще? Кто не был на войне, тот не поймет. Иногда даже что-то вроде ностальгии накатывало. Не по стрельбе и убийствам, конечно, а по тем отношениям, которые складываются в экстремальной обстановке. Когда ты идешь вперед, и знаешь, что твоя спина прикрыта, что рядом надежные люди, которые больше, чем просто друзья. Когда нет ничего лишнего в голове, ты собран, сосредоточен, тверд. И враг, как бы он ни был вооружен, всегда встретит достойный отпор.

Родная земля укрывала от пуль…

Случай познакомил меня с этим необыкновенно радушным, доброжелательным и влюбленным в свой край человеком, прожившим долгую и интересную жизнь, защищавшим Родину в суровые годы войны, которого знают и помнят тоболяки, — с Алексеем Федоровичем Ярославцевым.

Беседуя с ним, восхищалась его поэтическим восприятием жизни. Читая его воспоминания о войне, записки охотника, листая альбом сорокалетней давности, была удивлена, что родные и дорогие ему люди запечатлены как частичка нетленного мира, а вот крупным планом выступали необыкновенной красоты родные просторы.

Родился Алексей Ярославцев 1 июня 1909 года в большой крестьянской семье в селе Байкалово Тобольской губернии. Детство его прошло в селе Бурмакино на крутом берегу реки Туры. В семье было три сына — Леонид, Алексей и Николай. С детских лет Алексей испытывал любовь к природе и родному краю, прилежно учился, помогал отцу по хозяйству. О своей малой Родине он вспоминает с большой любовью: «Деревня Бурмакино расположилась на крутом берегу реки Туры — на Ирбитском тракте, недалеко от Тюмени. Большие березы стояли по обе стороны дороги, образуя сплошной шатер. Когда-то деревня была окантована глубоким рвом и имела укрепления с бойницами. У нас был большой двухэтажный дом с резными наличниками, и стоял он посреди деревни и был виден со всех сторон».

Закончив курсы бухгалтеров, Алексей стал работать старшим бухгалтером в Вагайском райпо. С 1931 по 1933 год служил в Красной Армии. После возвращения домой женился и стал работать старшим бухгалтером в Вагайском райпо. Шло время, уже подрастали сыновья Виталий и Аркадий, как страшное слова ВОИНА разрушило все мечты и планы… Алексей Федорович с первых, дней войны был призван защищать Родину. Он в составе 41 -й отдельной стрелковой бригады защищал Москву. Был трижды ранен, но каждый раз после эвакогоспиталя возвращался в строй.

Из воспоминаний Алексея Ярославцева: «Прекрасно одетая, хорошо обученная наша бригада двинулась на фронт. Эшелонам была дана зеленая улица, и наши эшелоны, обгоняя друг друга на станциях, быстро продвигались к Москве. Остановились в г. Загорске, севернее Москвы на 50 км. Здесь мы выгрузились и заняли пригородные леса. Лесами шли до города Дмитриева, к которому уже подходили немцы. Не помню, сколько дней шли, но Новогоднюю ночь встретили в лесу. Костры разводить не разрешали: враг был близко, в небе летали их самолеты.

Начался бой. В Дмитриеве враг перешел канал, занял центр города, но не выдержал атаки, отсту-пил. Мост через канал взорвали. Немец отступал, мы его гнали. А вокруг лежали трупы немцев и наших моряков в черных бушлатах и полосатых тельняшках, которые приняли бой первыми. Бои шли день и ночь. Мороз был страшный, до — 45°, но мы, сибиряки, к тому, же были хорошо одеты. Взяли город Клин, и пошли вперед по Волоколамскому шоссе. Кругом стояла разбитая техника врага. Мы готовились к атаке. В наступление пошли три батальона в семь цепей. Я был в первой цепи. Длинными перебежками от опушки леса мы двигались по чистому полю к деревне. Стояла зловещая тишина. Мы прошли уже по-ловину поля, как застрочили немецкие пулеметы и захлопали позади нас мины. Мы с другом Конищевым пробежали еще вперед, добираясь до ближайших воронок, чтобы укрыться. Моя воронка была мелкая, в вещевой мешок попадали пули и вскоре он, изрешеченный, свалился с моей спины. Я вгрызался в мерз-лую землю, а позади стоял сплошной гул от разрывов снарядов и мин. Так продолжалось до ночи. Стрельба постепенно утихла, но команды отступать не было. Спросил у товарища, жив ли он и обрадовался его голосу. Ночь была почти на исходе, когда мы решили подползти к своим, которые лежали цепями в метрах 100-150 сзади нас. Когда подползли к своим, поняли, что все они застывшие трупы. От трех батальонов в живых осталось человек 200-250. Чувства горечи за убитых товарищей обжи-гало грудь. В голове путались мысли: почему мы шли прямо на замаскированные танки и пулеметы, а не обошли деревню с боков?

На следующий день началось новое наступление. Шел мокрый снег, мы пошли в наступление с двух флангов. Начался обстрел, и меня ранило в руку, а помкомвзвода в ногу. Я потащил раненого командира в медсанбат, сам теряя сознание от потери крови.

Мины рвались, свистели пули. Опомнился в медсанчасти на перевязке, куда нас доставили меди-цинские сестрички. В госпитали под Москвой лежал больше месяца.

После излечения попал в маршевую роту на станции Салтыковой, и снова на фронт, и снова бой… Немцы отчаянно сопротивлялись. Ряды наших бойцов тают, и наша атака отбита. Появляются немецкие самолеты, которые начали пикировать и сбрасывать на нас бомбы. Мы заметались, падая кто куда. Я оч-нулся в воронке. Тишина зловещая. Пошевельнулся и почувствовал сильную боль в ноге. Ползком выбираюсь из воронки и ползу по тому направлению, откуда начинали атаку. Встретившийся санитар перевязал мне рану и указал путь к своим через озеро. С опушки леса было видно озеро, снегу на нем почти не было, а виднелось много наших убитых солдат, которые попали под огонь немецких пулеметов. Я решил до темноты не выползать на озеро, а зарыться в сугробе, как «косач». Время шло медленно, раненая нога стала мерзнуть и деревенеть. Я делал движения, чтобы согреться и не заснуть. Почистил винтовку от снега, проверил патроны. Наконец начало смеркаться. Вылез из своего укрытия и пополз по кромке берега, где есть снег и воронки для укрытия. По пути трупы, трупы… Когда ракеты освещали все кругом, лежал среди трупов без движения. Ракеты стали взвиваться все чаще и чаще, и вдруг немцы открыли огонь по озеру. Трассирующие пули летели и в мою сторону. Я дополз до ближайшей воронки и свалился в нее. Немного отдохнув, вновь пополз к нашим позициям. Из-за леса показалась луна, как она мне была не нужна! Я полз без передышки, не обращая внимания на стрельбу, пока не услышал слова патрульного: «Стой, кто ползет!». Ответив на вопрос, я свалился в траншею. А дальше были санчасть, госпиталь.

И вот я снова на станции Салтыковой около Москвы, играет музыка, а я отправляюсь на фронт. Враг хотя и был отброшен от Москвы, но подо Ржевом шли ожесточенные бои, а около станции Зубцово проходил фронт. Здесь несколько раз переходили из рук в руки населенные пункты, от которых остались одни лишь названия, даже развалин не было видно, все смешалось с землей, окопами и воронками.

Воинская часть, где я служил, меняла на передовой другую часть на отдых и переформирование. От передовой до немцев 75 шагов. Небольшое расстояние до противника простреливалось с обеих сторон беспрерывным огнем пулеметов и автоматов. Минометный огонь уносил жизни многих людей, и я тоже получил тяжелое осколочное ранение в грудь в декабре 1942 года. Потом был госпиталь в Москве, сложная операция. Но молодость и сибирское здоровье помогли выжить.

И только летом 1944 года я вновь влился в ряды 23-й стрелковой дивизии. И снова был первый бой. Теперь немец был уже не тот, сбили с него спесь непобедимости.

Уже не счесть, сколько было боев, сколько было освобожденных городов и сел Прибалтики, Литвы, Эстонии, Латвии. Но освобождение родной земли не давалось без потерь, хоронили боевых товарищей, приходило новое пополнение».

Алексей Федорович рассказывает, что бойцовский дух поддерживали письма из дома — жены и детей.

Алексей Федорович участвовал в боях у реки Одер, брал Берлин. За боевые заслуги он награжден орденом Отечественной войны 1 степени, орденом Красной Звезды, медалями Жукова, «За отвагу», «За победу над Германией», а также медалями ко всем юбилейным датам.

После победы над фашистской Германией Алексей Федорович вернулся на родину, в Вагайский район. С 1945 по 1959 год он работал на должности старшего бухгалтера Байкаловского рыбкоопа. В 1959 году переехал на жительство в Тобольск и работал главным бухгалтером Тобольского торга до выхода на пенсию.

Жил он с женой и тремя сыновьями в небольшом деревянном доме по улице Ершова на берегу речушки Абрамки. Прямо из дома открывался чудесный вид на реку Иртыш, бескрайние леса.

Шло время, дети закончили институты и разъехались. 70 лет прожил в любви и согласии с женой Евгенией Герасимовной, но прошлой осенью овдовел. Теперь живет он один со своими воспоминаниями в том же доме.

В беседе со мной со стороны Алексея Федоровича не прозвучало даже намека на трудности бытия. Сейчас ему 94 года. И трудностей хватает: воду отключили соседи-предприниматели, с отоплением проблемы.

Каждый человек живет, слагая свою собственную историю, которая затем становится частичкой истории города, края.

Алексей Федорович уже вошел в историю Тобольска как незаурядная личность, патриот, участник Великой Отечественной войны и просто хороший человек.

Какой ценой далась Победа

До сих пор красивое, несмотря на 77-летний возраст, спокойное лицо, белоснежно-серебристые волнистые волосы, внимательный взгляд — таков Владимир Анисимович Королев сегодня. За плечами — огромные расстояния Великой Отечественной, тысячи километров пыль-ных российских дорог и ухоженных шоссе Европы, по которым ему довелось проехать на военных машинах.

ЕМУ БЫЛО 15 ЛЕТ…

Когда началась война, Владимиру было 15 лет. Жил он вместе с родителями в Белоруссии, в Могилевской области. В конце июня 1941 года вместе с друзьями, деревенскими ребятишками, сдали экзамены и радовались вольным летним дням. Двадцать второго он поехал на станцию и там узнал, что началась война: по перрону ходили люди, встревоженно переговаривались. Останавливались поезда, и выходившие пассажиры добавляли новые подробности о страшном событии. Мальчик спешно собрался домой. Отца забрали в армию. Больше семья его не видела — погиб.

Волею судьбы в неразберихе первых месяцев войны, когда немцы быстро наступали, В. Королев оказался в эвакуации, сначала в Средней Азии, затем — в Оренбургской области. Оттуда в марте 1943 г. его забрали в армию.

Попал в артиллерийский полк. Новобранцев немного, месяца три подучили, посадили в эшелоны и увезли под Москву. В это время захватчиков уже отогнали от столицы на Запад, но бои шли тяжелые. Из молоденьких стриженых ребят скомплектовали команды — подвозить боеприпасы на передовую. Вскоре отобрали наиболее способных бойцов и отправили на Смоленщину учиться в 12-й запасной артиллерийский полк. Владимир получил специальность радиста.

ПОЛКОВАЯ ШКОЛА

— Школу мы закончили, — вспоминает собеседник, — только не успели сдать экзамены, как в августе 1944 года нас перебросили под Минск, где формировался полк резерва Главнокомандования 1 Белорусского фронта. Я попал в первую бригаду старшим радистом к командиру части. Тогда немцев только-только погнали с территории Белоруссии: помогали вылавливать их по лесам. Затем из наших бригад сформировали дивизии и перебросили под Варшаву.

— Владимир Анисимович, а в чем заключалась ваша работа?

— Радистов могли очень быстро запеленговать, поэтому, чтоб не попасть под обстрел, сделаешь точный график по времени, составишь расчет и минуты за 3 передашь донесение в штаб или куда еще надо.

НАСТУПЛЕНИЕ

14 января 1945 года их 1-й Белорусский фронт начал наступление. Пошли, двинулись, по словам В.А. Королева, здорово.

— Командовал у нас полковник Чуба, украинец. Он был очень злой на немцев: они сожгли в избе его жену и мать. Воевал вместе с сыном,- продолжает рассказ Владимир Анисимович.

Техника у артиллеристов была новейшая, реактивная, «Катюши» М-31 последнего выпуска. Напра-вили их на Берлин. На пути преградой стояла на слиянии рек крепость Кюстрин. До столицы Германии — 120 километров. Враг защищался отчаянно.

— Дрались здесь здорово, разбили его полностью, — вспоминает ветеран.- А после Кюстрина — знаменитые бои на Зееловских высотах, сильнейшем укреплении. Долго не могли справиться. Включали прожектора. У них было закопано в землю 300 танков — никак не могли выбить врага оттуда. Но 17 апреля перегруппировали войска и выбили.

«ПО КЮВЕТАМ КРОВЬ ТЕКЛА…»

— А русских солдат много там погибло?

— Да, потери были большие. Едешь по дороге: три машины идет туда, обратно возвращается лишь одна, по кюветам кровь текла…

Радисты, воевавшие с артиллерией, быстро передвигались на машинах. Им давали цели, они сообщали комбатам координаты. Минуты четыре, не больше, батареи вели огонь по цели и — уходили. А через 5 минут место, где они стояли, накрывало немецкими бомбами.

Надо было успевать разворачиваться, чтобы справиться с боевым заданием и сохранить жизнь своих солдат. Ведь впереди был Берлин, и вместе с весенним воздухом чувствовалось приближение Победы. А там — и Родина, отчий дом, родные березы… Ребята были молодые, полные сил, хотелось еще жить да жить, любить, растить детей.

ПОДОШЛИ К БЕРЛИНУ

22 апреля их дивизия подошла к Берлину. Начался артобстрел. Битва была сильнейшая. Город, по словам В.А. Королева, лежал весь в развалинах. Принимали участие и союзники: бомбили американские «летающие крепости» — такие огромные самолеты.

— А население, простые люди?

— Цивильного населения там было много, их не эвакуировали, некуда было. Множество народу фашисты заперли в метро, а потом пустили туда воду…

— Зачем? Какой смысл?

— Не знаю. Наши, когда узнали об этом, пооткрывали все двери и вытаскивали, спасали людей, кормили — они же сидели там все голодные… Бои шли страшные, в старинных зданиях стены очень толстые, орудия их не брали. Но наши минометы их здорово полосовали, поражали боевые цели. После этих снарядов земля аж сизая становилась, сгорала,— помолчал, вздохнув.

4 мая их вывезли в пригород, на следующий день перебросили под Прагу, где оставалась большая группировка немцев. Вновь заняли оборону, стреляли. Но вскоре враг, выкинув белый флаг, пошел сда-ваться в плен!

ПОБЕДА!

Они выехали, остановились в каком-то местечке. Рации, разумеется, работали. И вот событие, которого ждали четыре долгих года.

— Дежурный радист приходит к командиру и докладывает: «Товарищ командир, завтра, 8 мая, будет окончание войны. Победа!». А командир говорит: «Хорошо, спасибо!»,- рассказывает о самом заветном дне войны В.А. Королев.

— Владимир Анисимович, а вы чувствовали, что дело идет к завершению?

— Конечно. Ведь уже взяли Берлин, столько войск сдалось в плен. Думали, это произойдет со дня на день…

Еще два долгих года ему пришлось служить в оккупационной армии, затем — передислоцировали, наконец, в Москву, в парадный полк. Мобилизовался солдат лишь в 1950 году.

Приехал на родину, в Белоруссию — там все разбито, места живого нет… Начальник Главка уговорил ехать в Сибирь, в Тобольск, оформил назначение. И началась мирная жизнь. Валерий Анисимович Королев награжден орденом Отечественной войны II степени, Славы III степени, медалями «За Победу», «За боевые заслуги» и многими другими.

Под ленинградом, в тылу у врага

Публикуем воспоминания участника Великой Отечественной войны А.А. Жигарева.

22 июня 1941 г. началась война. Из нас, курсантов полковой школы, умеющих ходить на лыжах, был сформирован лыжно-истребительный батальон. Осенью мы усиленно изучали наше и немецкое оружие, подрывное дело, технику тайной войны с врагом и т.д.

Ближе к первому снегу наш батальон железной дорогой направили на запад. Остановились в городке Кирове. В ожидании зимы усиленно занимались техникой хождения на лыжах, смазкой лыж и т.д.

Наконец, в первых числах ноября 1941 г., когда наступили холода, нас посадили в вагоны и направили к Ленинграду. Высадились на разъезде Погостье (не доезжая города Мга). Всю ночь шли по лесным дорогам. Вдалеке слышны были выстрелы артиллерии, взрывы и пулеметные очереди. Всем стало ясно, что находимся недалеко от передовой. Наконец, в дремучем лесу на небольшой поляне мы остановились. Здесь было с десяток автомашин, доверху нагруженных военным имуществом, продовольствием. Невдалеке двигались несколько походных кухонь…

На снаряжение ушло два дня. Батальон получил свой номер, был подчинен непосредственно штабу Ленинградского фронта. Формирование закончилось.

Ждали плохой погоды, вели разведку обороны немцев. Наконец наступило ненастье. Ветер свистел, снег шел стеной, и в двух шагах ничего не было видно. Поступил приказ готовиться к прорыву обороны и к выходу в тыл врага.

Нам выдали лыжи, маскхалаты. По приказу мы двинулись вперед. Как прошли линию обороны, даже не видели, но и не были обнаружены фашистами. И так, в две колеи, мы двигались на лыжах всю ночь. Снег продолжал валить, ветер даже усилился. Два солдата, идущие последними, тащили за собой елку на веревках — для маскировки.

С наступлением утра мы остановились в непроходимой чаще и по приказу командования стали устраиваться на отдых. Курить, разводить костры, громко разговаривать было строго запрещено. Раз-решено было съесть по сухарю и 1 банке консервов на двоих. По нашим подсчетам, мы прошли за ночь примерно 35-40 км от фронта в тыл противника. Пока основная масса лыжников отдыхала, разведчики, посланные в разные направления, выяснили, что в 5 км от нас находится населенный пункт, в котором есть немецкий гарнизон из 30 солдат и 4-х офицеров. Вторая группа разведчиков обнаружила в 10 км крупный немецкий склад с боеприпасами и продовольствием. Третий отряд разведал подходы к железнодорожному мосту, находящемуся поблизости. Таким образом, «работы» на первое время было достаточно.

Командование стало формировать группы по 10-15 человек для выполнения этих заданий. Я попал в отряд, которому поручалось уничтожить вражеский гарнизон в деревне. Ночью мы скрытно подошли к деревне, сняли лыжи, оставили охрану. Треть отряда двинулась к дороге, которая выходила из деревни, вторая треть направилась к дороге, ведущей к деревне. Часть отряда, самая главная, должна была напасть на школу, где находился гарнизон. Где жили офицеры, мы также знали.

По сигналу основной отряд рванулся к школе. Был уничтожен часовой, и через разбитые окна мы бросили внутрь здания несколько гранат. Паника у немцев была полной. Некоторые выскакивали из здания в одном белье. Гарнизон был уничтожен полностью.

У немцев мы взяли 40 автоматов. Патронов взяли столько, сколько мог унести каждый, да еще по вещмешку консервов, галет и других продуктов. У нас было двое раненых. Таков общий результат первого действия против врага. Остальные отряды тоже справились со своими заданиями.

В дальнейшем наши действия начинались с боя уже на подступах, враги были начеку, бдительнее охраняли свои объекты. И чтобы добиться внезапности, мы были вынуждены переносить действия все дальше от своего расположения. Все операции против врага мы проводили только ночью, а днем залегали в чащобе, в непроходимых зарослях и отдыхали. Делали также анализ предыдущих действий, разрабатывали боевые операции на следующие дни.

С первых дней нахождения в тылу устанавливали связи с местными жителями — уже через месяц у нас имелись свои люди из местных, которые следили за передвижением врага и немедленно предупреждали нас об опасности.

В свою очередь мы многое делали, чтобы жизнь наших людей, оказавшихся в вынужденной оккупации, была более сносной. Если нам удавалось захватить склад с продовольствием, то извещали об этом местное население, и они, сколько можно, нагружали продуктами санки, повозки, мешки. И если представлялась возможность, делали несколько рейсов к складу. Наши врачи оказывали населению медпомощь.

Ну и наконец, мы разъясняли им международную обстановку, держали в курсе всех событий. А это было очень важно. Немецкая пропаганда вещала об огромных успехах немцев, о том, что взят уже Ленинград, вот-вот падет Москва. И что «России осталось жить не больше месяца». Наша честная и регулярная информация воодушевляла местных жителей, и они больше не верили фашистской агитации.

Успешные боевые операции нашего батальона тревожили фашистское командование. В районе нашего расположения чаще стала появляться «рама» (разведывательный самолет). Немцы посылали карательные отряды. Но мы своевременно получали предупреждения от деревенских разведчиков, оставляли свои базы и уходили на 20-30 км. Перед уходом в лагере оставляли группу подрывников, автоматчиков, которые встречали немцев огнем, взрывали склады. Нанеся врагу значительные потери, они скрывались.

Находясь в обстановке непрерывных боев, наш батальон уже действовал 4 месяца в тылу врага. Мы обносились, похудели, так как питались плохо, и все время были голодны. Правда, когда захватывали склад с продовольствием, отъедались, даже делали запас, но продуктов хватало ненадолго. Одежда на каждом из нас была наполовину немецкой. Автоматы были тоже немецкие, так как к своему оружию не было патронов, а немецких боеприпасов было много. Ежедневно эти запасы мы пополняли в боевых действиях.

Непрерывные походы и броски, отсутствие бани, голод — все это ослабляло физически бойцов. От-ряду требовался отдых. Кроме того, мы несли потери. За 4 месяца потеряли убитыми и ранеными более 100 человек.

Учитывая усталость отряда, необходимость пополнения, лечения, командование стало настойчиво просить разрешения на выход из тыла врага. Штаб Ленинградского фронта, которому мы подчинялись, не давал разрешения, так как сведения, поставляемые нами о противнике, его силах, были очень ценными. Нас уговаривали потерпеть еще какое-то время.

Но, наконец, в начале марта 1942 года такое разрешение получили. Мы стали тщательно готовиться к выходу из тыла. Изучали немецкую оборону, ее насыщенность оружием, разрывы в обороне. После долгих споров остановились на районе, где окопы у врага были не сплошными, расстояние от немецкой обороны до нашей — минимальным.

Выбрав дождливую ночь, ветреную погоду, двинулись поотрядно к месту прорыва. Немцам удалось заслать в наш отряд двоих шпионов. И поэтому, когда стали переходить 4 марта 1942 г. фашист-скую оборону, им через шпионов уже было известно все о нашем отряде. И враги хорошо подготовились. Как только наши головные части достигли немецкой обороны и стали ползком преодолевать ее линию, фашисты открыли ураганный огонь из пулеметов, минометов, автоматов. В первые же минуты погибли десятки наших бойцов. Многие были ранены, в том числе и я — в голову, в правую руку. Живые бойцы уже в рост бросились к своей обороне (60-70 метров). В плен немцам не досталось ни одного бойца.

Я ползком, используя все неровности почвы, добрался до своих и был направлен в санбат. Мне была сделана операция, удален осколок мины из правой руки. Маленький осколок в голове до сих пор остался на память об этом бое.

Наш десятый класс

65 лет прошло со дня окончания школы №1 Еленой Михайловной Елохиной. С гордостью и теплотой вспоминает она своих друзей и одноклассников, чья юность была опалена войной, а дружба со всеми ныне живыми продолжается до настоящего времени.

С уважением и благодарностью вспоминает она своих классных руководителей Анисью Федоровну Попову и Александру Георгиевну Агафонову.

«Школьная жизнь кипела и бурлила, ведь столько много хотелось узнать и успеть. После уроков спешили в спортивную школу, технические кружки.

Девизом жизни можно было считать строчки из песни:

«Нам нет преград на море и на суше, Нам не страшны ни льды, ни облака. Знамя страны своей, знамя любви своей Мы пронесем через миры и века!».

В 1930-е годы стремительное развитие получила авиационная промышленность. Советские летчики совершили первые беспосадочные перелеты из Москвы во Владивосток. Героями гордилась вся страна. Юные мальчишки и девчонки мечтали совершить подвиг.

В 1937 году в Тобольск из Тюмени был переведен филиал аэроклуба. Летом того же года в него мечтали поступить многие. Из одноклассников Лены Елохиной в филиал были зачислены Саша Звягинцев, Боря Крылов, Гарик Кориков. Из девочек в аэроклуб были зачислены только четыре: на одногодичное обучение — Тамара Эристова и Саша Волосатова на двухгодичное обучение (по возрасту) — Лена Елохина и Тамара Смирнова. Удалось закончить его не всем, так как через год аэроклуб перевели в Тюмень. Великая Отечественная война проверила всех нас на прочность нравственных устоев.

Одноклассник Саша Звягинцев после обучения в аэроклубе и в летном училище к началу Великой Отечественной войны стал летчиком. Воевал на истребителе и за 1000 боевых вылетов получил звание Героя Советского Союза.

Одноклассники Борис Крылов и Гарик Кориков продолжили обучение в аэроклубе в Тюмени, затем окончили летное училище. С первых дней войны они, имея специальность летчика, были при-званы в армию. Первые годы войны им довелось воевать в разных воинских частях, затем они вместе громили ненавистного врага с воздуха.

День Победы встретили в Берлине. А Борис Крылов в Берлине встретил свою одноклассницу Ию Кокорину, свою первую школьную любовь. Ия после окончания школы поступила в Свердловский педагогический институт на исторический факультет. На войну ушла добровольцем политруком. За-щищать Родину довелось на Ленинградском направлении. Там, на фронте, по воле судьбы произошла ее встреча с отцом Михаилом Кокориным. Нелегкие фронтовые дороги Ии Кокориной закончились в Берлине. Там, в Берлине, Борис и Ия поженились. Там же произошла их встреча с Африканом Ерофеевским, земляком, одноклассником Гая Кокорина и Володи Крылова.

Африкан Ерофеевский, получив образование в летном училище, с первых дней войны защищал Родину. За 1000 боевых вылетов на своем истребителе и 50 дневных разведвылетов ему было присвоено звание Героя Советского Союза.

Владимир Крылов (старший брат Бориса) в школе учился в одном классе с Гаем Кокориным и вме-сте с ним увлекался техникой. Перед войной Володя успел закончить авиатехническое училище. На фронте он был командиром передвижной авиационно-технической мастерской. Он руководил ремонтными работами подбитых самолетов. После окончания войны Владимир женился на своей однокласснице Ираиде Ипатовой, жил в Москве и преподавал в академии им. Жуковского. В январе 2004 года я была у них в Москве.

Гай Кокорин выбрал специальность шофера, тоже очень важную и новую, т.к. автомобилестроение в стране только начало развиваться. Гай был призван в армию в 1938 году и служил шофером. С первых дней войны он защищал Москву и погиб в декабре 1941 года.

Его младшая сестра Нина Кокорина училась в 9 классе, когда началась война. Нину на фронт не взяли, и она стала посещать после уроков курсы медицинских сестер. В мае 1942 года, накануне экзаменов, ее вместе с Надей Костериной, Соней Фатеевой (Соня — младшая сестра Нади, моей одноклассницы), Ниной Лысачук, Валей Важениний, Катей Бородиной, Верой Колядой, Тоней Аркановой, Галей Ка-нышевой, Зиной Братухиной, Тоней Егоровой, Зоей Колгановой направили в формирующуюся в Омске дивизию Л.Н. Гуртьева. Соня Фатеева подшучивала над Ниной: «Куда тебе, Нина, на фронт такой маленькой? Вот ранят меня, не вынесешь с поля боя!».

Дивизия Гуртьева стала железным щитом на подступах к Сталинграду. В первом бою погибла Тоня Егорова, была ранена Катя Бородина, была ранена и Соня. А вынесла ее с поля боя Нина Кокорина, прикрывая своим телом от налетевших самолетов. В Сталинграде погибла Галя Канышева, были ранены Валя Важенина, Нина Лысачук, Зина Братухина, Вера Коляда. Нина Кокорина прошла от Сталинграда до Одера. Ей посвятили песню о фронтовой медсестре поэт Михаил Андронов и композитор Борис Тихонов:

Пришла зима, а мы все воевали, И напевал нам ветер фронтовой, Что санитарку Чижиком прозвали Уральские ребята под Москвой. Припев: Чижик — сестра боевая, Чижик — сестра фронтовая, Чижик, — шутил под гармошку солдат, — Где же твой ласковый взгляд?

Дальнейшая судьба Нины Кокориной сложилась так. При форсировании реки Одер она была ране-на в позвоночник, долго лечилась. После выздоровления осталась работать в своей воинской части, кото-рая после окончания войны дислоцировалась в Свердловске. Замуж вышла за офицера, которому спасла жизнь. У них есть дочь Лена, которая чтит память своих родителей.

Одноклассник Петя Новицкий после окончания школы поступил в Ленинградский политехнический институт. В 1940 году он был призван в армию. Связистом под Брестом он принял пер-вое боевое крещение, отступал с войсками до Москвы, затем гнал фашистов с родной земли до Берлина. После Победы Петр Новицкий женился на нашей однокласснице Нине Уженцевой и продолжил учебу в Ленинграде. Он — профессор, доктор физико-технических наук кафедры радиоэлектроники Ленинградского политехнического института. В музее школы № 1 хранятся его труды. В 2002 году я была в гостях у семьи Новицких.

Одноклассник Боря Новоселов, друг Пети Новицкого, в школе увлекался физикой. Еще тогда они сконструировали устройство для приема и передачи сигналов азбукой Морзе. После окончания школы поступил в Свердловский индустриальный институт. В 1940 году был призван в армию и направлен в Омское пехотное училище. С 1943 года охранял восточные границы Родины.

После окончания войны был комиссован по состоянию здоровья. И, вернувшись из рядов Вооруженных Сил, продолжил свое образование в Омском политехническом институте. В 1974 году со своей женой Ноной вернулся на свою родину в Тобольск. Он стоит у истоков строительства Тобольского нефтехимического комбината, долгое время работал в отделе главного конструктора».

Елена Михайловна подвела итог своего рассказа: «Наше поколение считало девизом всей жизни слова из песни:

«Когда страна прикажет стать героем, У нас героем становится любой!».

И мы стремились к достижению цели. Наш классный руководитель Анисья Федоровна Попова за доблестный труд в деле воспитания молодежи в 1945 году была награждена орденом Ленина.

Многие мои одноклассники свою любовь к авиации передали своим детям и внукам. Сын и внуки Крыловых — летчики, мой сын Владимир Елохин реализовал мою мечту стать летчиком».

Елена Михайловна Елохина в 1939 году поступила учиться в Московский институт химической про-мышленности, выдержав конкурсные испытания 20 человек на место. Великая Отечественная война ворвалась и в ее жизнь. Военкомат не удовлетворил ее заявление отправить на фронт. Совмещая учебу с работой на обороне Москвы, с работой в госпитале санитаркой, Лена продолжала учебу.

В 1945 году она защитила диплом и была направлена руководителем научно-исследовательской группы на завод в город Котовск.

Но в 1946 году по воле судьбы ей пришлось вернуться в родной Тобольск. Работать направили в рыбо-промышленный техникум преподавателем дисциплин: гидравлика и насосы, детали машин, химия, коллоидная химия, экономика и организация производства. По совместительству преподавала химию в родной школе № 1. По направлению партии несколько лет работала в школе № 13, затем снова стала преподавать в школе № 1. Елена Михайловна, совершенствуя свое педагогическое мастерство, делала выпуск за выпуском. Ее ученики уверенно занимали первые места на городских, областных и всесоюзных олимпиадах. Общий трудовой стаж Елены Михайловны насчитывает более 50 лет. Но и сейчас она неутомимый труженик, работает в совете ветеранов войны, выступает с беседами о героях Великой Отечественной войны, своих одноклассниках в школах города и района.

Это поколение, воспитанное в духе высокой духовной нравственности и закаленное в Великой войне, навсегда останется примером целеустремленности, патриотизма, любви к родной Отчизне для будущих поколений.

На войне как на войне

Председатель совета ветеранов РОСТО (ДОСААФ) Виктор Дубровин принес в редакцию воспоминания ветерана Великой Отечественной войны, активиста ДОСААФ, кавалера четырех боевых орденов, многих медалей Михаила Ефимовича Батурина.

Я — тоболяк, родители — из рабочих, отец участник гражданской войны. После окончания семилетки я учился в ремесленном училище на связиста, играл в духовом оркестре. В октябре 1943 года был призван в Красную Армию и направлен на курсы артиллеристов в Красноярский край.

На полковых музыкантов распространялась бронь от отправки на фронт. Через три месяца я подал рапорт о добровольном желании участвовать в боевых действиях. Капельмейстер не хотел отпускать опытного трубача, но я решительно настаивал на своем. Когда рапорт был подписан, капельмейстер оркестра сказал: «Ну и дурак, пропадешь там, а здесь переждал бы войну и живым вернулся в свой Тобольск».

Через какое-то время я уже был в Белоруссии, под Витебском, командиром орудия 45 мм пушки в истребительном отряде. И 5 февраля 1944 года я вступил в свой первый бой, который запомнил на всю жизнь.

Командир батареи приказал перетащить орудие на новые позиции вслед за атакующими пехотинцами, но мешал глубокий окоп, и мы замешкались. Увидев это, командир батареи показал на тела погибших солдат и сказал: «Пусть погибшие еще раз послужат в этой войне». Мы положили убитых в окоп и по ним перекатили пушку. Приказ был выполнен. Такова суровая, правда, войны.

В моей судьбе есть удивительные числовые совпадения — даты. Так, 20 ноября 1925 года я родился, 20 ноября 1812 года Наполеон со своим штабом панически бежал из России, приказав сжечь мост через реку Березину, и 20 же ноября 1944. года я форсировал в этом месте Березину на плоту со своим орудием под обстрелом немцев.

К счастью, наш плот не пострадал — с пушкой, расчетом и лошадьми мы благополучно переправились на другой берег. Но был разбит плот с походной кухней, которая затонула на глубине около трех метров. Нашу кормилицу нужно было спасать, стали искать добровольцев. Никто не выразил желания лезть в ледяную воду. Тогда я решил, что раз умею плавать, то попробую и нырять. Общими усилиями собравшихся артиллеристов, к всеобщей радости, солдатская кухня была спасена.

Мой полк дошел до Литвы. Наши войска успешно наступали, но во время переходов нам часто досаждали немецкие самолеты. По военным законам застигнутые бомбежкой солдаты должны обстреливать самолеты из личного оружия. Во время одного из налетов бомбардировщиков на нашу колонну, как обычно, все солдаты разбежались с дороги, оставив там пушки и повозки с лошадьми.

Налетело самолетов десять и кругами стали бомбить и обстреливать из пулеметов дорогу. Было, конечно, страшновато, но, пересилив страх, я стал стрелять из своего карабина по выходящим из пикирования самолетам, стараясь попасть в кабины летчиков. После нескольких выстрелов заметил, как появился дымок за самолетом, он закачал крыльями и отвалил в сторону. Но тут, же я увидел, что следующий самолет пикирует прямо на меня и от его брюха оторвалась черная точка бомбы. Мне уже некогда было досматривать, что с подстреленным самолетом. Что было сил я рванулся бежать, чувствуя смертельную опасность. Буквально за секунду до взрыва я упал носом в землю. Крупные осколки прошуршали над моей спиной.

Когда налет прекратился, я пошел искать свою пушку, солдат, повозку со снарядами, лошадей. Оказалось, что бомба угодила точно в повозку, еще дымилась воронка от бомбы диаметром около трех метров. Ни лошадей, ни повозки… Нашелся только красноармейский билет ездового. За сбитый немецкий самолет меня наградили орденом боевой Славы 3 степени.

Запомнился случай, когда мне было приказано уничтожить вражеского корректировщика, засевшего в кроне большого дерева. Я снял его с первого же выстрела, получив благодарность от самого командира полка.

Во время наступления наших войск моя «сорокопятка» была всегда готова к подавлению вражеских огневых точек — дотов и дзотов. Накануне одной из очередных атак наших пехотинцев приказали обнаружить и подавить два дота, которые, несмотря на огонь орудий, минометов, оживали, как только наши поднимались с земли.

Заранее определив координаты цели, как только немцы открыли огонь, я двумя точными выстрелами в амбразуры подавил огневые точки. Наша атака была успешной, мы заняли очередной населенный пункт.

Первый танк мой расчет подбил на литовской территории. Под Кенигсбергом батарея «сорокопяток» из четырех орудий потеряла три, осталась только моя пушка. Ночью мне приказали занять новую позицию ближе к немецкой обороне. Мы с ездовым установили пушку на новом месте, окопались. Рано утром прибежал вестовой и сообщил, что нужно срочно вернуться на прежнее место. И вдруг по нам стали бить крупнокалиберные пулеметы. Под пулеметным огнем поехали на старое место, при этом я сел на затвор пушки, как можно ниже, укрываясь от пуль за щитком, а ездовой сидел на оглоблях, вжав голову в плечи. Я молил Бога, чтобы пули нас не задели. Едва мы устроились на подготовленной ранее позиции, наблюдатель предупредил, что на нас идут семь немецких танков. А в спешке мы взяли только два ящика со снарядами. Когда из-за кустов на расстоянии 700 метров появился на большой скорости головной танк, я выстрелил в его правый борт. Танк задымился, остановился, из башни танка выскочили три танкиста, но были сразу же убиты пехотинцами.

Что удивительно, остальные шесть танков, как по команде, сразу же повернули назад и скрылись из поля зрения за лесом. Наши тут же пошли в атаку вслед за драпающими танками. Оказалось, что и немецкая пехота тоже отступила, не оказав сопротивления. За этот подбитый танк, за срыв немецкой атаки, за успешное наше наступление я был награжден орденом Великой Отечественной войны 1 степени.

4 февраля 1945 года в Кенигсберге я получил ранение. На этом моя война закончилась. Однако не закончилась служба в Вооруженных Силах. После госпиталя я еще до 1950 года продолжал обучать новобранцев артиллерийскому делу. Демобилизовавшись, вернулся в родной Тобольск.